Пушкин назвал эпиграммой на М. С. Воронцова лишь одну — ту, в которой граф объявляется полуневеждой, полугероем и полуподлецом. Известный историк и археограф П. И. Бартенев пишет, что в конце жизни Пушкин раскаялся в сочинении этой эпиграммы. Собирая материалы к биографии поэта, Бартенев встречался и беседовал с оставшимися в живых его друзьями и знакомыми. От кого-то из них он, видимо, и услышал об этом раскаянии. От кого — неизвестно. Но вполне очевидно, что по прошествии времени Пушкин не мог не признать, что, наговаривая на М. С. Воронцова, он унизил не его, а самого себя.
Обратимся к последним неделям жизни Пушкина в Одессе.
«Я сделала запас научных книг, чтобы насыщаться ими в течение дня, — пишет В. Ф. Вяземская мужу 15 июля, — а Для развлечения у меня будет несколько романов, итальянские спектакли и Пушкин, который скучает гораздо больше меня: три женщины, в которых он был влюблен, недавно уехали. Что ты на это скажешь? Это в твоем духе. К счастью, одна возвращается на этих днях; я пророчу ему, что вы часто будете соперниками»26.
Три женщины, в которых был влюблен Пушкин, это, скорее всего, Амалия Ризнич, Каролина Собаньская и Е. К. Воронцова. Последняя вот-вот должна была возвратиться из Крыма, что и произошло 23 июля. А М. С. Воронцов из-за болезни вынужден был задержаться в Крыму. В письме Вяземской мужу, отправленном 25 июля, говорится: «Гр. Воронцова и Ольга Нарышкина возвратились два дня тому назад, мы постоянно вместе и даже более дружны. Во время отсутствия графини я играла на ее клавесине, которого нет у меня в деревне, пользовалась ее купальней и ее маленькими лошадками»27.
Из письма В. Ф. Вяземской от 27 июля: «С тех пор, как Ольга Нарышкина, ее муж и гр. Воронцова возвратились, мы неразлучны, и мой праздничный образ жизни восстановился; они очень заботливы по отношению ко мне. Я ежедневно обедаю и ужинаю у них, потому что они будут здесь только пять или шесть дней и потому что мы живем рядом; это не мешает мне заботиться о детях. Сегодня мы отправляемся морем на спектакль. После отъезда графини Николай получит в полное свое распоряжение ее маленький экипаж и 4 совсем маленькие лошадки, он сияет от этой надежды»28.
Ни в одном из писем В. Ф. Вяземской к мужу ни слова не говорится о встречах Пушкина с Воронцовой после ее возвращения из Крыма. Почему? Может быть, потому, что Пушкин ни разу не был на даче у графини до прощального визита 29 июля? Елизавета Ксаверьевна готовилась к поездке в Белую Церковь, где у А. В. Браницкой жили ее дочь и сын, и ей, возможно, было не до гостей. Кроме того, до нее, по-видимому, дошла эпиграмма Пушкина на ее супруга, и она, оскорбившись и посчитав Пушкина неблагодарным, могла не захотеть встречаться с ним.
У известного пушкиниста Л. М. Аринштейна иное представление о днях, предшествовавших отъезду Е. К. Воронцовой из Одессы: «Собственно, главные события развернулись именно в эти четыре дня. Воронцовой было крайне неловко перед Вяземской за служебные неприятности, случившиеся с поэтом, как она полагала, не без участия ее супруга. Выглядеть в глазах петербургской гостьи соучастницей „неправого гонения“ ей крайне не хотелось, и она всячески стремилась отмежеваться от действий мужа. Эта роль требовала определенного внимания и сочувствия к Пушкину, и эту роль, в общем, холодная, расчетливая и немного побаивавшаяся своего супруга графиня исправно сыграла …Пушкин — чистая душа — был в восторге. Она встретилась с ним где-то у моря, мило поговорила и, похоже, подарила сувенир на дорогу — перстень-талисман, прославленный позже Пушкиным в его лирическом шедевре»29.
Этот весьма красочный рассказ является от начала и до конца беллетристической выдумкой автора.
В июле 1824 года в Петербурге окончательно определилась судьба поэта. 8 июля было подписано высочайшее повеление: «находящегося в ведомстве государственной коллегии иностранных дел коллежского секретаря Пушкина уволить вовсе от службы»30. А 11 июля принимается новое решение — Пушкина не только уволить, но и отправить «за дурное поведение» на жительство в Псковскую губернию под надзор местного начальства.
Псковская губерния была выбрана не Нессельроде и не Александром I. Снова о судьбе Пушкина позаботились его друзья. А. И. Тургенев, узнав о предстоящем удалении Пушкина из Одессы, написал П. А. Вяземскому, что «надобно искать другого мецената-начальника». Посоветовавшись с одним из приятелей, Тургенев пришел к выводу, что таким меценатом может стать генерал-губернатор прибалтийских губерний и Псковской губернии Ф. О. Паулуччи. «Тем более, что П<ушкин> и псковский помещик»31. Ф. О. Паулуччи был близок по взглядам к М. С. Воронцову. Поэтому А. И. Тургенев и решил, что оказаться в его подчинении является для Пушкина наилучшим выходом из создавшегося положения.