Воронка

— Если завтра будет наступление, то оно измотает врага, и в случае вашего провала следующая атака резервов откинет их назад от нашего натиска еще дальше. Передайте радиограмму командующему дивизией, что завтра на участке Барле — Биаш силами вашего батальона должна быть произведена атака. Ваш батальон должен закрепиться в поселке Биаш и удерживать его, так как с него прослеживается вся низина и дороги. Оттуда мы сможем контролировать дороги, занятые французами, и вести по ним огонь.

— Генерал, я настоятельно вам рекомендую этого не делать, мои ребята слишком измотаны, чтобы вести наступление. Они в окопах уже две недели: вши, голод, дизентерия. Вы считаете, солдат в таком состоянии может идти в бой, когда максимум, на что он способен, так это высидеть в окопе и удержать свою винтовку?

Оберстлейтенант[2] Гайдер, стоящий рядом, поддержал Плессена:

— Французы сами измотаны, господа. Мы обороняемся, а они атакуют. Они привыкли к нашим маленьким укусам, а нам необходимо нанести удар молотом, который они совершенно не ждут, а атаки на Биаш они никак не ожидают. Я бы послал не один батальон, а целую дивизию, с целью возврата поселка как очень важного стратегического пункта и его укрепления, а также захвата потерянной нами линии обороны, с которой просматривается вся долина.

Находившийся в штабе лейтенант Вельтман поддержал генерала Плессена и Гайдера и высказал свое мнение по этому поводу:

— Да, французы не готовы к нашей масштабной атаке, тем более у них не подготовлена оборона. Так как мы будем атаковать из своего же тыла, то французам придется держать оборону наспех и с обратной стороны наших окопов, которая не оборудована колючей проволокой и насыпью. Пока они не успели укрепить все, нужно атаковать.

— Господин генерал, сегодня утром одной нашей ротой была проведена атака на французские позиции с целью вклинивания, и поверьте мне, их траншеи защищены достаточно хорошо, — отрезал Райнер, отвечая не Вельтману, а Плессену, который в этот момент отвернулся к окну.

— Рота и батальон — это две разные вещи, майор. Вам, как офицеру, это должно быть понятно, — перебил лейтенант Вельтман.

Тыловые офицеры вроде Вельтмана, ни разу не нюхавшие пороха, всегда любят указывать своим боевым товарищам на их обязанности. Заметив незначительную ошибку, они сразу же начинают раздувать из нее чуть ли не поражение во всей войне, тем самым говоря: «Это я усмотрел такой провал, это моя заслуга». Желание показать свою значимость, а кроме демагогий с сигарой в зубах ничего больше не умеют. Лейтенант Вельтман был племянником генерала фон Ландсберга и был прислан по его поручению в генеральный штаб 9-го армейского корпуса.

Внешне Райнер выглядел абсолютно спокойным, но душа его пылала — он был полон агрессии из-за Вельтмана. Его злость выдало только покраснение на щеках, которое Вельтман не заметил. Райнеру жутко хотелось пригласить его в окопы, где бы тот посмотрел в глаза солдатам из бедных семей, где кусок хлеба дороже многих ценностей, где родной человек важнее денег и влияния. Где один солдат спасет жизнь другому, и ему будет все равно, из какой тот семьи, какого цвета кожи и вероисповедания.

— Спасибо, капитан, когда я захочу выслушать мнение выпускника военной академии, я к Вам обращусь, — ответил Райнер, посмотрев с презрением на Вельтмана.

— Не забывайтесь, майор, капитан Вельтман является официальным представителем генерала фон Ландсберга, и ваше поведение является оскорбительным, извинитесь немедленно, — повернувшись, сказал Плессен.

— Если капитан здесь по поручению генерала Ландсберга, сэр, то Вы должны были его проинструктировать, что он разговаривает с боевым офицером старше его по званию и находится в зоне боевых действий. Я тоже не потерплю к себе такого отношения. В таком случае я сам имею право написать жалобу на имя генерала фон Белова, так как лейтенант находится в его армии и под его командованием, а не в доме своего дяди. Капитан Вельтман не заставил себя ждать с ответом:

— Майор, ваши жалобы будут бесполезны, так как Вы отказываетесь выполнять приказы офицеров старше вас по званию. В Вашем батальоне зафиксировано тридцать пять самострелов, что недопустимо для германской армии, и все это в течение трех суток. Также дисциплина в вашем батальоне является худшей во всей второй армии. Для генерала фон Белова это будет очень интересно. Если Вы хотите сломать себе офицерскую карьеру, то, пожалуйста, пишите куда хотите.

— Господа, мы все издерганы, я предлагаю сделать перерыв. Майор Райнер, Вы можете быть свободны, отправляйтесь в расположение батальона и ждите приказа о наступлении. Данный приказ не обсуждается, — сказал Плессен, расставив все на свои места.

— Есть, генерал, — ответил Райнер, вытянувшись во весь рост по стойке «смирно» и багровея от ярости.