Воронка

Вечером, во второй декаде мая 1916 года, Вернер Гольц вышел из дома с узелком в руках, в котором было только самое необходимое. Темными улицами он шел в сторону вокзала, где и был общий сбор всех добровольцев. Идя по пустынным аллеям, проходя по обезлюдевшим переулкам, слыша только треск сверчков, он задумывался о собственных ошибках, о планах, которые не успел реализовать. Думал об Агнет, о том моменте, когда она ему улыбнулась. Теперь эта улыбка станет для него миром в разгар войны. То страшное письмо он сохранил и взял с собой как некий талисман. Весь прошлый день он думал о знаках свыше, и женщина в парке казалась ему неким посланием от Господа, который предупреждал его об опасностях.

Ближе к вокзалу народ стал подтягиваться, и безлюдность сменилась многолюдным потоком молодых людей в сопровождении своих родителей. Матери прощались с сыновьями, не зная, что те уже не вернутся домой. Судьбы тысяч людей… каждое прощание с родными — трагедия, и обратной дороги уже нет. Вернер был одинок в толпе, его родители были дома, спали, а он тихо ушел, поцеловав их на прощание во сне. Ему одновременно было и страшно и спокойно, это состояние трудно передать: в душе царят спокойствие и пустота, но одновременно есть и легкая тревога внизу живота, дающая о себе знать небольшими нервными спазмами. Состояние полного равнодушия ко всему вокруг, хочется просто лечь и ничего не делать, тело отказывается от быстрых движений.

Не хочется радоваться, смеяться, хотя некоторые от неосознанности, что они отправляются не на отдых, все же вели себя довольно резво и весело, грозясь выиграть войну за два дня и вернуться с полной победой, но в основном так вели себя компании, ехавшие вместе, или чуть подвыпившие. Поезд уже плевался клубами дыма, разогревая топку, готовясь отправиться в путь, родители стояли на перроне и, размахивая руками, провожали своих отпрысков. Вернер смотрел на это все с пониманием, но ему не хотелось, чтобы мать и отец провожали его. Он стоял в проходе между вагонами, высунувшись из тамбура, и волосы его развевались, а глаза слезились от ветра, врезавшегося в них на скорости. И вот наконец город скрылся за горизонтом. Им предстояла долгая дорога до учебного лагеря, где унтер-офицеры будут ломать их, чтобы они не сломались в окопах. В этом вагоне прекращалось детство, прекращалась юность и начиналась взрослая жизнь, где необходимо было принимать решения и не бояться, а Вернер боялся их принимать. Вместо шестнадцатинедельного курса молодого бойца их будут готовить всего месяц, после чего они станут полноправными защитниками своей родной Германии.

Его уход не был для него самого мужским поступком, он не думал о родине и о ее защите. Это был вызов, вызов всем им, этому злому обществу, этому бешеному социуму, желание доказать свое превосходство и смелость. Уходя в армию, Вернер знал, что с таким телосложением и в столь юном возрасте его не пошлют на передовую, а посадят в штаб клеить конверты или принимать почтовых голубей с передовой, а возможно, он станет курьером в тылу, и у него будет возможность почувствовать себя героем в форме. Он будет расхаживать по улицам городов, чувствовать на себе взгляды — ведь он считал, что если ты в форме, то ты схож с рыцарем в доспехах и все окружающие смотрят на тебя с восхищением. Но уже через два месяца Вернер Гольц окажется в центре самой кровавой бойни за всю историю войны — в битве на Сомме. А Агнет в эти огненные дни, наверно сидела на лекциях, изучая философию или историю древних кельтов, и получала записки от любвеобильного Хайнца.