Двери гаража открыли им Камаро, припаркованный прямо перед ними, перегораживая вход. Свинья смотрелась вульгарно, дерзко и грубо, в конечном итоге, по сравнению со скромным, сдержанным, всегда улыбающимся Пежо. Гэнси испытал внезапную и неуемную любовь к своей машине. Её покупка была лучшим решением в его жизни.
— Никогда не привыкну к этой развалюхе, — сказал отец Гэнси, глядя беззлобно на Свинью.
Как-то раз Гэнси слышал, как отец недоумевал наверху:
— Почему из всех существующих на свете, он хочет именно эту машину?
А его мать ответила:
— О, я знаю почему.
Однажды он обязательно изыщет возможность и поднимет эту тему в разговоре с матерью, потому что он хотел узнать, почему, она думала, он купил эту развалюху. Анализ того, что же двигало его возиться с Камаро, заставлял Гэнси чувствовать себя неуютно, но он понимал, что это как-то связанно с тем, что он сидит в прекрасно восстановленном Пежо.
Отец спросил:
— Как дела в школе?
— Отлично.
— Какой твой любимый урок?
— Мировая история.
— Учитель хороший?
— Вполне адекватный.
— Как твои школьные друзья? Они находят обучение в Аглионбае сложнее, чем в государственных школах?
Гэнси повернул боковое зеркало водителя так, что в нём отразился его подбородок.
— Адам справляется.
— Должно быть, он очень умный.
— Он гений, — сказал Гэнси с уверенностью.
— А тот ирландец?
Гэнси не мог себя заставить убедительно лгать ради Ронана, не сразу после звонка Пинтеру. Именно тогда он ощутил, как тяжело быть Гэнси младшим. Он ответил:
— Ронан это Ронан. Ему тяжело приходится без отца.
Гэнси старший не спрашивал о Ноа, и Гэнси осознал, что не может припомнить, спрашивал ли он вообще когда-нибудь о нем. На самом деле, он даже не мог вспомнить, упоминал ли он о Ноа в кругу своей семьи. Он гадал, сообщила ли полиция его родителям, что нашли его тело. Если они уже этого не сделали, то казалось маловероятным, что они позвонят потом. Они выдали Гэнси с Блу визитки с номером адвоката, но Гэнси подумал, что им обоим, возможно нужна помощь другого рода.
— Как продвигается охота на энергетические линии?
Гэнси обдумал, сколько он может рассказать.
— На самом деле, я сделал несколько неожиданных открытий. Генриетта выглядит многообещающей.
— Значит, дела идут неплохо? Твоя сестра сказала, что ты вроде как немного грустишь.
— Грущу? Хелен — кретинка.
Его отец прищелкнул языком.
— Дик, не говори так. Выбирай выражения.
Гэнси выключил двигатель и переглянулся с отцом.
— Она купила маме в подарок на день рождения бронзовую тарелку.
Гэнси старший издал небольшое «гм», что означало, что слова Гэнси младшего не лишены смысла.
— Ровно настолько, насколько ты счастлив и при деле, — сказал его отец.
— Вот как, — сказал Гэнси, извлекая телефон из бардачка.
Его разум уже работал над тем, как вбить в голову Ронана три месяца обучения, как вернуть прежний облик Ноа, как заставить Адама оставить дом своих родителей, даже после того, если Генриетта не казалась таким уж тупиком, то же самое он мог и сказать о Блу, когда видел её рядом.
— Я при деле. Более чем.
32
Когда Блу после школы постучалась в двери фабрики Монмут, ей открыл Ронан.
— Вы, парни, не ждали снаружи, — сказала она, чувствуя себя слегка неловко.
После пережитого вместе с ними такого количества событий она ощущала себя каким-то нарушителем, вторгнувшись без приглашения, стоя на ветхой лестнице.
— Вот я и подумала, наверное, вы внутри.
— Гэнси празднует днюху своей матери, — сказал Ронан. От него несло пивом. — А Ноа, на хрен, мертв. Но вот Периш здесь.
— Ронан, впусти её, — вмешался Адам. Он выглянул из-за плеча Ронана. — Эй, Блу. Ты же никогда здесь не бывала прежде, ведь так?
— Ага. Может, мне не стоит…
— Нет, входи…
Всем стало как-то неловко, но Блу вошла внутрь, и дверь захлопнулась за ней, и оба парня исподтишка наблюдали за её реакцией.
Блу осмотрела второй этаж. Он выглядел, как дом какого-то чокнутого изобретателя или одержимого ученого, или очень неаккуратного исследователя, после знакомства с Гэнси она начала подозревать, что он включал в себя все эти ипостаси. Она сказала:
— А почему лестница так выглядит?
— Грязь, — ответил Адам. Он воспользовался ногой, чтобы подальше отпихнуть пару грязных джинс и боксеров, все еще продернутых в эти самые джинсы, долой с глаз Блу. — И бетон. И много пыли. И грязи.
— А также, — добавил Ронан, направившись к двустворчатым дверям в другом конце этажа, — прах.
На мгновение Ронан и Адам вытянули шеи, осматривая огромное пространство, как будто бы они тоже видели его впервые. Обширная комната, красивая и загроможденная, была окрашена красным от вечернего солнца, которое светило через десятки окон. Это напомнило Блу о чувстве, которое она испытала, когда впервые увидела журнал Гэнси.