Вообще-то она была не совсем уверена в этом — птица была не слишком привлекательной на вид, — но тут уже было дело принципа. Ей снова пришло в голову, что она старается произвести впечатление на Ронана лишь потому, что на него невозможно произвести впечатление, но тут же успокоила себя тем, что, по крайней мере, для того, чтобы заслужить его одобрение, ей достаточно всего лишь подержать в руках маленького птенца. Она протянула сложенные пригоршней ладони, и Ронан осторожно положил ей в руки вороненка. Птенец был совершенно невесом, и там, где к нему перед этим прикасался Ронан, кожица и перья казались влажными. Вороненок запрокинул непропорционально большую голову и, приоткрыв клюв, уставился на Блю и Адама.
— Как его зовут? — спросила Блю. Держать в руках птенца было страшновато и приятно — такая маленькая хрупкая жизнь, частый-частый пульс которой Блю отчетливо воспринимала своей кожей.
— Это она, — поправил ее Адам. — Лесопилка.
Вороненок шире открыл свой большой клюв и еще сильнее выпучил глаза.
— Она хочет к тебе, — сказала Блю, потому что желание птенца просто невозможно было не угадать. Ронан забрал птицу и погладил перышки на затылке.
— Ты похож на суперзлодея с фамильяром, — сказал Адам.
Лицо Ронана прорезала его обычная резкая улыбка, но сейчас он казался Блю добрее, чем она привыкла его воспринимать, как будто вороненок, которого он держал в ладони, был его сердцем, выставленным сегодня на обозрение.
Тут все услышали, как с противоположной стороны комнаты хлопнула дверь. Адам и Блю посмотрели друг на дружку. Ронан слегка пригнулся, как будто опасался удара.
Когда Ноа пристроился в промежутке между Ронаном и Блю, никто не сказал ни слова. Он выглядел точно таким, каким его помнила Блю, — с ссутуленными плечами, с руками, ни минуты не остающимися на одном месте. Извечное грязное пятно на лице оказалось точно на том месте, где была проломлена скула. Чем дольше Блю смотрела на него, тем яснее становилось, что она видит одновременно и его мертвое тело, и живое. И ссадина помогала ее сознанию воспринять это как действительность.
Адам первым нарушил молчание.
— Ноа! — сказал он и вскинул кулак в приветственном жесте.
Чуть подождав, Ноа стукнул костяшками пальцев по его кулаку. Потом потер ладонью шею.
— Я себя чувствую гораздо лучше, — сказал он, как будто не был мертв, а просто болел. Содержимое коробки так и валялось на полу; Ноа присел, принялся перебирать его и выудил нечто, похожее на кусок резной кости. Предмет, вероятно, был обломком какого-то более крупного изделия, но сейчас от него осталось только нечто, похожее на часть листа аканта и, возможно, полуразвернутого свитка. Ноа приложил его к горлу, как амулет. Он переводил взгляд с одного своего приятеля на другого, но при этом касался коленом колена Блю.
— Хотелось, чтобы вы знали, — сказал Ноа, опять прижав костяшку к кадыку, как будто это помогало ему выдавить из себя слова, — меня было… когда я…
Адам пожевал губу, пытаясь придумать, что ответить. Блю подумала, что понимает, о чем говорит Ноа. Его сходство с кривовато улыбающимся лицом с водительских прав, которые нашел Ганси, было примерно таким же, как у фотокопии с настоящей картиной. И она не могла представить себе, чтобы тот Ноа, которого она знала, сидел за рулем этого навороченного «мустанга».
— Тебя и сейчас вполне хватает, — сказала она. — Я по тебе соскучилась.
Слабо улыбнувшись, Ноа протянул руку и погладил Блю по голове, как делал это раньше. Она почти не ощутила прикосновения его пальцев.
— Послушай, дружище, — сказал Ронан, — ты все это время отказывался давать мне свои конспекты и говорил, что я должен сам ходить на уроки. Но ведь и ты не ходил!
— Но ты ходил, правда, Ноа? — перебила его Блю, вспомнив о значке Эглайонби, который они нашли среди костей. — Ты ведь учился в Эглайонби.
— Учусь, — сказал Ноа.
— Учился, — поправил его Ронан. — Ты не ходишь на уроки.
— Ты тоже, — возразил Ноа.
— О тебе самом скоро будут говорить «учился», — вставил Адам.
— Погодите! — воскликнула Блю, вскинув руку над головой. Она почувствовала, что ей становится холодно, как будто Ноа высасывал из нее энергию. Ей меньше всего хотелось дойти до того «выпитого» состояния, которое она ощутила в церковном дворе. — В полиции сказали, что ты пропал семь лет назад. Это правда?
Ноа, моргая, растерянно и встревоженно уставился на нее.
— Я… я не могу…
Блю протянула ему руку и предложила:
— Держи! Когда я бываю с мамой на гаданиях и ей нужно сосредоточиться, она всегда берет меня за руку. Может быть, и тебе поможет.
После короткого колебания Ноа потянулся ей навстречу. Когда он положил ладонь на руку Блю, та даже вздрогнула — настолько холодна оказалась его рука. И не просто холодна, а будто пуста изнутри; кожа без заполняющего ее пульса.
Он медленно, с трепетом выдохнул и сказал: