ВОРОН
Однажды в мрачную полночь, когда я, слабый и истомленный, размышлял1 / Над множеством причудливых и любопытных томов позабытых знаний2 — / В то время, как я покачивал головой (клевал носом), почти дремля, неожиданно (внезапно) послышалось постукивание, / Будто кто-то тихо стучался, стучался в дверь моей комнаты — / “Это какой-то гость (визитер), — пробормотал я, — стучится в дверь моей комнаты — / Только это и больше ничего”.
Ах, я отчетливо помню, это было в суровом декабре; / И каждый отдельный угасающий уголек оставлял (букв.: производил) свою тень-призрак на полу3. / Я сильно желал (я жаждал) (наступления) утра; я тщетно пытался позаимствовать / Из моих книг (способа) избавления от (букв.: прекращения) скорби по утраченной Линор4 — / По необыкновенной и лучезарной деве, которую ангелы зовут Линор — / Безымянной
Шелковый печальный неясный шелест (шорох), (издаваемый) каждой пурпурной занавеской6, / Взбудоражил меня — наполнил меня фантастическими страхами, никогда доселе не испытанными; / Так что теперь, чтобы унять сердечное волнение (букв.: утихомирить биение моего сердца), я повторял стоя: / “Это какой-то гость (визитер) у двери моей комнаты молит впустить (его) — / Какой-то поздний гость (визитер) у двери моей комнаты молит впустить (его); / Вот что это и больше ничего”.
Вскоре душа моя окрепла; и, не колеблясь долее, / Я сказал: “Сэр, или Мадам, искренне умоляю вас простить меня; / Но дело в том, что я дремал, а вы так тихо стучали, / Так слабо стучали, стучали в дверь моей комнаты, / Что я едва ли был уверен, что слышу вас” — тут (подразум.: при этих словах; говоря это; в этот момент) я широко распахнул дверь; / (А) там тьма и больше ничего.
В глубину темноты погружаясь (букв.: всматриваясь), долго я стоял в удивлении, в страхе, / В сомнении, грезя грезами, которыми ни один смертный не отваживался грезить до меня (букв.: раньше); / Но безмолвие было невозмутимо, и тишина не давала знака, / И единственным произнесенным там словом было сказанное шепотом (букв.: нашептанное) слово “Линор?” / Это (слово) прошептал я, а эхо пробормотало в ответ слово “Линор!” / Только это и больше ничего.
Возвратившись в комнату7, (причем) вся душа во мне пылала (горела), / Вскоре я снова услышал постукивание, несколько более громкое, чем прежде. / “Несомненно, — сказал я, — несомненно, это нечто у моей оконной решетки; / Дайте-ка я посмотрю, раз так (в таком случае), что это там, и расследую эту тайну — / Пусть мое сердце успокоится (хотя бы) на мгновение, и (я) расследую эту тайну; / Это ветер и больше ничего!”
Тут я распахнул ставень, и (как только я сделал это), со многими взмахами и трепыханиями (крыльев) / (В комнату) вступил величавый (исполненный достоинства) Ворон священных дней древности8; / Он не сделал ни малейшего поклона (подразум.: не выказал никакого почтения), ни на миг не остановился и не задержался; / Но с видом лорда или леди9 взгромоздился над дверью моей комнаты10 — / Взгромоздился на бюст Паллады прямо над дверью моей комнаты — / Взгромоздился и уселся (сел), и больше ничего.
Потом, в то время как эта эбеновая (подразум.: черная) птица претворяла (плутовством) мое печальное настроение в улыбку / Серьезной и суровой благопристойностью своего вида (букв.: выражения лица, которое она носила), / Я сказал: “Хотя твой хохолок острижен и выбрит, ты, конечно, не трус11, / Страшно мрачный и древний Ворон, приблудившийся с ночного берега, / Скажи мне, каким благородным именем ты зовешься (букв.: каково твое благородное имя) на Плутоновом берегу Ночи!”12 / Ворон изрек: “Больше никогда”13.
Я был очень удивлен слышать столь явственно речь этой несуразной птицы, / Хотя в ее ответе было мало смысла и был он (подразум.: ответ) малоуместен14; / Ибо мы не можем не признать, что ни один живущий (букв.: ни одно живое человеческое существо) / Еще никогда (доселе) не был осчастливлен созерцанием птицы (сидящей) над дверью его комнаты — / Птицы или твари (сидящей) на изваянном бюсте над дверью его комнаты — / С таким именем, как “Больше никогда”.
Но Ворон, одиноко сидящий на невозмутимом бюсте, произнес лишь / Одно это слово, как если бы излил он свою душу этим словом. / И ничего больше не произнес он — и ни единым пером не пошевелил, / Пока я не пробормотал (букв.: едва ли больше, чем пробормотал): “Другие друзья уже исчезли (букв.: улетели) прежде — / Завтра
Вздрогнув оттого, что тишина была нарушена ответом, произнесенным столь кстати, / Я сказал: “Несомненно, то, что он произносит — это его единственный ресурс и запас (подразум.: это все, что он знает), / Позаимствованный у какого-нибудь несчастного владельца (Ворона), за которым немилосердная Беда / Гналась все быстрее и быстрее, пока в его песнях не остался один припев — / Пока в погребальных песнях его Надежды не остался этот мрачный припев15 / “Никогда — больше никогда”.