Ворон

В полуночный час угрюмый размышлял усталой думой
Я над редкими томами — и туманился мой взор;
Голова сквозь сон кивала… Дверь внезапно задрожала,
Будто кто-то очень тихо колыхнул дверной запор.
“Это гость, — пробормотал я, — гость колеблет мой запор,
Кто ж не спит до этих пор?”

Все мне помнится так ясно: ночь декабрьская ненастна,
Каждый отблеск на паркете стлал загадочный узор;
Как я утра дожидался и надеждой обольщался
Скорбь унять в старинных книгах о возлюбленной Линор,
Лучезарной, несравнимой; в мире ангелов Линор,
Там в раю с недавних пор.

Шелковистый смутный шорох в темно-красных жутких сторах
Сеял ужас, непонятный для меня до этих пор.
Чтобы сердца стук унялся, повторять я лишь старался:
“Это гость, который просит отпереть дверной запор,
Гость меня увидеть хочет, просит отпереть запор,
И не спит до этих пор”.

Успокоенный немного, я сказал, став у порога:
“Извините, что не отпер двери я до этих пор,
Но так сладко задремал я, что и стука не слыхал я,
Вы так тихо, осторожно колыхнули мой запор,
Что я в стуке сомневался”. Тут я дверь открыл во двор —
Только мрак мой гасит взор.

Глубоко тот мрак пронзая, трепеща и ожидая,
Страшный смертным призрак хрупкий все улавливал мой взор;
Но молчанье было глухо, хоть и чутко было ухо,
И одно, одно лишь имя шепот мой твердил: “Линор!”
И мне эхо приносило снова шепот мой: “Линор!” —
Милой сердцу с давних пор.

Снова в комнату вступая, весь внутри огнем пылая,
Я услышал снова будто рук таинственных напор.
“За окном впотьмах, без света, кто-то верно ждет ответа.
Кто же, кто же, посмотрю я, за шуршащей дымкой стор?
Кто там ждет до этих пор?”29

Ставень прочь метнул с размаху. Волю дав глухому взмаху
Крыльев, ворон древний гордо, ворон баснословных пор,
В комнату мою влетает, мне привета не кидает,
Но с достоинством вельможи неподвижно держит взор.
Сел на бюст Паллады тихо, и его спокоен взор,
Словно здесь он с давних пор.

Это птица грусть смахнула, и улыбка проскользнула
У меня на облик важный птицы с взглядами в упор.
Я сказал: “Старинный ворон, как ты призрачен и черен,
Из каких ущелий мрачных ты взметнулся на простор?”
Каркнул ворон, променявший мрак ущелий на простор:
“Никогда уж с этих пор”.

Сильно сердце поразило: птица ясно говорила;
Хоть ответ ее без смысла я не понял до сих пор.
Трудно было не смущаться, птице той не удивляться,
Что на бюст над дверью села, — птица из полночных гор,
Птица с именем столь странным, из студеных темных гор:
“Никогда уж с этих пор”.

Но на бюсте ворон снова все твердит мне то же слово,
То же слово извергает из своих зловещих нор,
И другого не бормочет, перьев черных не всклокочет, —
И когда шепчу я внятно: “Я покинут с давних пор.
Завтра он меня покинет”. Птица каркает в упор:
“Никогда уж с этих пор”.

И в безмолвии свинцовом, пораженный этим словом,
Я сказал, он послан, верно, от Того, чей рок безмерный
Речи все в один сливает несмолкаемый укор,
Безнадежный, похоронный, несмолкаемый укор:
“Никогда уж с этих пор”.30

И мою улыбку снова ворон выманил суровый,
Кресло выдвинув, поставил я его совсем в упор
Против ворона. Без слова сел на бархат я лиловый,
Размышляя, что сказала птица баснословных пор,
Что же карканье то значит птицы из студеных гор:
“Никогда уж с этих пор”.

Весь в догадках утопая, мысль безмолвьем охраняя,
В сердце глаз вороньих чуял пламенеющий задор.
Это чуял и другое, в кресле сидя, для покоя
Я к подушке приникая, как и лампы ник узор.31
“Ах, теперь ей не приникнуть к той подушке, где узор, —
Никогда уж с этих пор”.

Тут струя меня обвила благовонного кадила.
Серафим его колеблет, гулок пол, шуршанье стор.
“О, несчастный, — я воскликнул, — Бог в твои страданья вникнул,
И забвеньем исцеляет память о твоей Линор”.
Каркнул ворон про забвенье в небо скрывшейся Линор:
“Никогда уж с этих пор”.

“О, пророк, — сказал тогда я, — птица добрая иль злая,
Искуситель ты иль жертва, вихрем сброшенная с гор,
В заколдованный мой угол, где все полно жутких пугал,
Исцеленье существует, о скажи, иль это вздор?”
И тогда про исцеленье ворон каркнул мне в упор:
“Никогда уж с этих пор”.

“О, пророк, — сказал тогда я, — птица добрая иль злая,
Небесами, что над нами высят горний свой убор,
Вечным Богом заклинаю, ты скажи мне, умоляю,
Ах, возможно ли мне будет там, в раю, обнять Линор?”
Ворон каркнул про святую в мире ангелов Линор:
“Никогда уж с этих пор”.

“Так исчезни, злая птица, как ночная небылица, —
Я вскричал, вскочивши с кресла, — уноси твой лживый вздор!
Только требую теперь я, не оставь твои мне перья,
Ложь твою они напомнят. С бюста прочь! В ночной простор!”
Ворон каркнул, не слетая, не летя в ночной простор:
“Никогда уж с этих пор”.

И с тех пор на бюсте ворон, мрачно-тих и густо-черен,
Все сидит, сидит без мысли, как бы вылететь на двор.
И глаза его так злобны, грезам демона подобны.
Лампы свет тяжелой тенью птицу на пол распростер.
Не подняться мне из тени, свет которую простер, —
Никогда уж с этих пор.