Ворон

На следующий день Дима отправился с Витей. С ним охотиться было не так интересно. Капканы он ставил однообразно, без смекалки. Чаще останавливался отдохнуть, много курил и почти ничего не объяснял. Делал всё молча, помощи не просил, а если и говорил, то что-нибудь праздное, далёкое от тайги и соболей.

Один раз издали донеслось приглушённое эхо выстрела – там промышлял Николай Николаевич. Юноша жалел, что сейчас не может переметнуться к нему, к его задорной Тамге.

На обеденном привале Дима спросил Витю, нет ли у него настоящих охотничьих шрамов.

– Это как? – развеселился Витя.

– Ну… От волка или от медведя…

– От жены есть. Такой считается?

Юноша смущённо пожал плечами.

– Шучу, конечно. От жены тоже нет. Ни от первой, ни от второй… За шрамами, это тебе к Артёмычу.

– Да уж.

От Вити Дима с удивлением узнал, что шрам достался Артёмычу не из пустой ссоры, а при делёжке краденого леса:

– Воруйкой он ещё с отцом стал.

– Воруйкой?

– Ну да. Это те, кто лес воруют. Или воровайка. Суть одна. Он ведь из Абрамовки, из Осинского района. У них там жизнь не сладкая. А что, кроме школы, детсада и магазина, работать негде, так мужик туда и не пойдёт, дело-то женское. Есть пилорама, так она бурятская, наших не берут. Овсяное поле татарину принадлежит. Он там и мельницу поставил. Кукурузное поле – у казахов. В общем, податься некуда. Ну и нанимаются к тем же бурятам и – давай в лес строевую сосну пилить и ночью вывозить. Кого поймали – бьют, ломают, даже и судить никто не хочет, много их там таких воруек. Живут вахтой: десять дней лес рубят, десять дней дома сидят, не просыхают. Так и Артёмыч жил, пока в Осу не переехал. А там с дядей твоим пересёкся, да и образумился как-то. Коля его тогда на промысел взял. Ну, Артёмыч освоился. Потом нанялся водителем тяжеловозов. Жена там, дети, всё такое. А шрам – как напоминание о старых временах. Вот.

– Да уж. – Дима не ожидал, что этот разговор окажется таким грустным.

Вечером, вернувшись в зимовье, он с удивлением понял, что устал не так глубоко. Даже не торопился на раскладушку, позволил себе прогуляться с Артёмычем за дровами. «Привыкаю», – улыбнулся юноша, чувствуя себя матёрым охотником, но отчасти признавая, что дело тут было и в том, что с Витей они ходили не так далеко и не так активно.

Мясо изюбра опять поклевали. Это обеспокоило охотников. Прежде всего Николая Николаевича.

За ужином разговор был переменчивым, пока Артёмыч наконец не промолвил:

– Ну и что будем делать?

– Ты про ворона? – спросил Витя.

– Про кого ещё…

– Что делать. избавляться от него. Раз привадился, теперь не отстанет, – громко ответил Николай Николаевич, поглаживая жёлтую, ороговевшую кожу своих рук.

– Именно, – согласился Артёмыч. – Глядишь, ещё из своих кого-нибудь приведёт.

– Ну, это вряд ли.

– Как знать!

После этих слов повторилось молчание. Дима украдкой заглянул в котелок, надеялся увидеть остатки супа. Их там не было. Пришлось довольствоваться сухарями. Сегодня аппетит у него был крепким.

– Опять силки? – спросил Витя.

– Бесполезно, – качнул головой Артёмыч. – Ясно же, он их знает.

– Тогда что?

Все посмотрели на Николая Николаевича. Тот, не поднимая взгляда от рук, словно говорил сам с собой, тихо сказал:

– Сидеть в доме.

Ему никто не ответил.

Дима с интересом смотрел то на одного охотника, то на другого. Он не ожидал, что всё будет так серьёзно.

Наконец Артёмыч протянул:

– Не хотелось бы.

– Делать нечего. Или прятать мясо, или стрелять гада. Посидишь, обождёшь. Как прилетит, пришурупишься хорошенько и – бац! – Николай Николаевич шлёпнул ладонью по столешнице. – Охоться себе дальше.

– А стрелять-то как? – спросил Артёмыч. – Снаружи ждать, так не прилетит. На поляне и спрятаться толком негде. В снег, что ли, закапываться?

Окно, выходившее на верёвку с мясом, было без форточки и само по себе не открывалось. Оно было в две рамы – широкую и узкую.

Николай Николаевич сказал, что надо выставить стекло из узкой рамы, а ждать в доме:

– Холодновато, но ничего… Деваться некуда.

– А мясо? – Артёмыч указал на квасившуюся в бидоне приманку. – А шкурки?

– Ничего, тряпками накроем, к печке поставим, не замёрзнут.

– Ну, не знаю.

Недолго поспорив, все согласились с планом Николая Николаевича. Охотники увлеклись этой неожиданной игрой. И только дядя противостояние с птицей по-прежнему воспринимал угрюмо.

Перед сном решили, что караулить будет Витя. Он такому назначению не противился. Дима хотел остаться с ним, но дядя сказал, что нечего устраивать посиделки:

– Завтра со мной пойдёшь. Пора пристреливаться. Пятый день тут, а пока только запасы жрёшь и храпишь, когда не надо.

Артёмыч хохотнул.

Дядя явно был не в духе. Дима предпочёл не пререкаться с ним и вообще ни о чём его не спрашивать. Николай Николаевич отчасти был прав, Диме пора было добыть первую шкурку. «А вот про храплю – неправда. Нет такого. Мне бы мама сказала», – подумал юноша и сам улыбнулся тому, до чего глупо это прозвучало.