Ворон

Артёмыч наклонился. Сбоку выкопал под выбранным следом небольшую ямку. В неё аккуратно заложил капкан. Оставив снаружи поводок, закрыл ямку снежком и прутиками. Свободный конец поводка привязал к сухой ветке. Ветку воткнул неподалёку – получилась соболья коновязь; угодивший в капкан зверёк окажется на привязи, будет бросаться по сторонам, извиваться, но отбежит лишь на длину поводка.

Свои следы Артёмыч замёл метёлкой, припорошил снегом и присыпал хвоей. Ловушка была готова.

Дима, таившийся за деревом, с восхищением примечал все охотничьи детали. Он чувствовал себя партизаном, готовившим диверсию на вражеской тропе.

Прошли вперёд по сбежке ещё метров сто и заложили новый капкан. Наст в этом месте был тонким, подкопаться под него было невозможно. Артёмыч бережно разгрёб выбранный след, насторожил в нём капкан, засыпал его, выровнял с общим уровнем тропы, после чего палочкой нарисовал новый след.

Дима пробовал сделать то же самое, но у него ничего не получилось – нарисованный им отпечаток явно выделялся в общей веренице. Артёмыч, посмеиваясь, сказал:

– Ничего, годик-другой, и будешь рисовать следы не хуже твоего Шишкина. Это тебе не академия художеств. Тут всё по-настоящему.

– Да уж.

Дима вновь убедился, что охота – дело трудное, кропотливое. По банкам и крысам стрелять проще. Сдавил кулаки, насупился. Твердил себе, что нельзя унывать, что будет учиться, несмотря на все трудности, и только удивлялся, что твердит это без задора. Где-то в самых уголках рта появился привкус вчерашнего разочарования. Не было времени в нём разбираться, нужно было идти дальше.

До обеденного привала поставили ещё шесть капканов. В нетропленных местах Артёмыч разбрасывал накроху[11] – прикормленный, соболь заинтересуется местностью, начнёт её обыскивать и наткнётся на приманку в капкане.

Несколько раз пришлось сделать навес над ловушкой, чтобы её не занесло снегом. На распутьях Артёмыч из ветвей и лапника ставил загородки – они должны были направлять зверька в нужную сторону. Возводил прикормочные шалаши, чтобы привлечь соболя к своему путику. На малой поляне устроил погром – подкопал мох, разбросал ветки, взбугрил мёрзлую землю. Посреди этого беспорядка поставил очередной капкан.

– Это тоже, считай, художество. Картина маслом.

– Что это? – не понял Дима.

– Пойма. Так выглядит место, на котором поймали соболя. Он же весь бесится, вырывается, ну и носится тут на поводке. Если хорошо такую пойму изобразить, будет толк. Соболь, он любопытный. Увидит пойму, ну и понюхать лезет. Это тебе как газету читать. «ЧП в таёжном районе». – Артёмыч, усмехнувшись, поелозил шапкой по голове. – Будет ползать, интересоваться – как, кого поймали, на что попался. Ну и сам загремит. Такие дела.

Дима уже не удивлялся этим уловкам. Молча кивал.

«Это ж сколько нужно наблюдать за тайгой, за соболем? – думал он. – Надо жить тут, всё чувствовать. И всё, чтоб добывать мех. Ну это и понятно. Человек тут хозяин. Это всё нам принадлежит».

Дима мотнул головой. Ему не нравились такие мысли. Они отвлекали от охоты. Надо было запоминать то, что делает Артёмыч, а не думать всякую ерунду.

– Ты чего? – удивился охотник, заметив растерянность юноши.

– Да вот… Не знаю, научусь ли так же.

– А чего тут? Научишься. Дело нехитрое. Запоминай да не разбазаривайся по мелочам.

– Это точно, – улыбнулся Дима.

К счастью, в этот день напрасные мысли уже не тревожили его. Юноша, как и хотел, весь собрался под охоту.

После обеда насторожили ещё семь капканов – на ветках и в сугробах. Приманкой на них были кедровые орешки и рыбная стружка. Артёмыч прикрывал капканы кусочками берёсты, обрывками белых листов бумаги, тканью, а Дима метёлкой заметал его следы. Артёмыч хвалил Диму за старательность, но всякий раз доводил маскировку до ума мелкой порошей или веточками – в этом действительно напоминал художника, прищурившегося перед оконченной картиной и вытянутой рукой бросающего последние мазки.

Один из капканов Артёмыч снабдил очёпом, и эта простая конструкция показалась юноше восхитительной. Охотник срубил тонкое деревце, стесал с него ветки и на один гвоздь серединой приколотил к живому дереву – получился крест. Горизонтальная перекладина этого креста с одной стороны была тоньше и легче, а с другой – толще и тяжелее. Толстый конец перетягивал к земле, а тонкий поднимался. Вот и весь очеп. Артёмыч привязал поводок от капкана к тонкому концу перекладины. Затем вкопал его в снег – очеп замер с задранным толстым концом.

– Когда соболя тяпнет, – объяснил Артёмыч, – он весь взовьётся. Будет тут шебуршить, всю поляну раскидает. На длину поводка, конечно. Так вот и откопает тонкий конец. Тогда уж толстый своей тяжестью перевесит, и соболя вместе с капканом вздёрнет ввысь – птюу! – Артёмыч изобразил длинную дугу. – Там и будет болтаться до нашего прихода.

– Здорово, – кивнул Дима. – А зачем это?

– Видишь те завалы?

– Те?

– Да.

– Вижу.