Ворон

Прощения у меня? У вашего слуги? У человека, который вас обожает? Который нянчил вас? У джудеккинского сердца? Правда, я побывал в руках у хирурга, он мне вправил эту руку, которая оказалась вывихнута, положил мне белковую примочку на голову, которая оказалась слегка пробита, как видите (снимает шляпу и показывает повязку), и натер мне мазью все тело, которое было сплошь в кровоподтеках. Я не мог шевельнуться, не мог дышать. Но слова… слова, сыночек дорогой, сильнее всех пластырей на свете. Слышать каждую минуту: «Во дворце раздор между братьями. Король во гневе. Принц оскорбил его на сто ладов. Они бранились. Король угрожал жизни принца. Неминуема трагедия. Весь город волнуется». Такие лекарства хуже самой болезни, конечно, но они согнали меня с постели, заставили позабыть боль, дали силу этому бедному старому калеке, бесполезному, но сердечному, прийти вас повидать, прийти услышать из ваших уст причину всей этой смуты, подать вам искренний, дружеский совет и, услужая вам, принести в жертву жалкий остаток своих дней, если ничего другого он сделать не сможет.

Дженнаро

(тронутый, в сторону)

Как трогателен бедный старичок!

(Громко.)

Не плачьте, Панталоне. Все, что вам
Рассказывали, – правда; только плакать
Об этом должен я, а не другие.

Панталоне

Сыночек дорогой, сердце мое дорогое! О, простите, если я с вами говорю, словно я вам отец, а не как подданный, не как слуга. Скажите мне все. Чем вызваны эти ваши неожиданные поступки, эти обиды, эти оскорбления, которые вы нанесли вашему брату, – вашему брату, так безраздельно любимому? Если у вас лежит что-нибудь на душе, если вы чем-нибудь обижены, откройтесь мне. Если вы окажетесь правы, то я, хоть и старик, каким вы меня видите, первый подскажу вам способ, как добиться удовлетворения, но способ благородный и достойный вас. А резать сокола в чужих руках, рубить ноги коню, когда другой на него садится, это, извините меня, в Джудекке назвали бы подлостью, местью живодера, а не принца, как вы. Если за мной есть какие-нибудь заслуги, если вам дорога ваша честь, если вас не радует смерть бедного старика, который любит вас, не таитесь передо мной, удостойте… удостойте меня вашего доверия. Не дайте мне умереть зрителем надвигающихся бедствий, при одной мысли о которых я чувствую, как мне пронзают сердце сто кинжалов. (Плачет.)

Дженнаро

О дорогой мой друг, достойный старец,
Пример редчайший верного слуги,
Честь города, который вас родил;
Вам хочется пресечь мои страданья,
Но вы их умножаете, стремясь
Найти первопричину той причины,
Которая ввергает вас в печаль.

(В сторону.)

Я слишком много высказал. О боже!
Застыла кровь!

Панталоне

Полно, дорогой мой! Перестаньте вещать, как оракул, откройте мне все. Положим конец этой распре. Дайте мне руку. Пойдем вместе во храм и там, посреди всего народа, собравшегося на свадьбу, покажите себя веселым, обнимите брата родного вашего, облобызайтесь с ним, и пусть прикусят себе языки все эти сплетники, завидующие миру и согласию.

Дженнаро

(взволнованно)

             Так, значит, брат во храме,
И свадебный обряд уж начался?

Панталоне

(удивленно)

Батюшки мои!.. Вот так так!.. Что я слышу? Или эта свадьба вам не по душе? Вы, может быть, неравнодушны к этой… А, ведь и правда, почему бы и нет? Вы молоды… Иной раз не убережешься… Что бы вам сказать мне, когда мы были на галере? Я повернул бы нос в обратную сторону, и мы поплыли бы… почем я знаю, ну, хотя бы в Джудекку.

Дженнаро

(в сторону)

Мне страшно слово вымолвить. Все время
Мне кажется, что предо мной Норандо,
Что тело начинает каменеть.
Я должен думать о спасенье брата
И ни о чем другом. От разговоров
Я должен уклоняться.

(Громко.)