Вор времени

— Я больше никого не интересовал, — пожал плечами Ронни. — По крайней мере, мне так сообщили. В те далекие времена мы выступали перед ограниченным количеством зрителей. Так, местное нашествие саранчи, пересыхание колодца у какого-нибудь племени, извержение вулкана… Для пятерых просто не было места. — Он фыркнул. — Да, именно так мне и заявили.

Лю-Цзе поставил чашку на стол.

— Ладно, Ронни, было приятно поболтать с тобой, но время… не идет. Понимаешь, о чем я?

— Ага, слышал об этом. На улицах полно Законников. — Глаза Ронни снова сверкнули.

— Законников?

— Длангов. Аудиторов. Они снова создали стеклянные часы.

— Ты знаешь об этом?

— Послушай, может, я и не принадлежу к Грозной Четверке, но глаза и уши всегда держу открытыми, — обиделся Ронни.

— Но это же конец света!

— С чего бы? — спокойно возразил Ронни. — Мирто, вот он.

— Но он никуда не движется!

— А это уже не моя проблема, — пожал плечами Ронни. — Я занимаюсь молоком и молочными продуктами.

Лю-Цзе окинул взглядом вылизанную до блеска маслобойню, оглядел сверкающие бутылки и блестящие молочные фляги. Ну и работенка для неподвластного времени существа. Зато молоко всегда будет свежим.

Он снова посмотрел на бутылки, и вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль.

Всадники имеют человеческий облик, а все люди самолюбивы. Умение вертеть людским самолюбием — это тоже боевое искусство, и Лю-Цзе стал в нем настоящим мастером.

— Готов поспорить, что угадаю, как тебя зовут, — заявил он. — Готов поспорить, что узнаю твое настоящее имя.

— Ха! У тебя нет никаких шансов, монах.

— Не монах, простой метельщик, — спокойно поправил его Лю-Цзе. — Ты называешь их Законниками, Ронни. И некий закон должен быть, верно? Они устанавливают правила, Ронни. И эти правила должны соблюдаться.

— Я занимаюсь молоком и молочными продуктами, — повторил Ронни, но щека у него задергалась. — А еще яйцами по договоренности. Хороший устойчивый бизнес. Подумываю о том, чтобы нанять работников.

— Зачем? — удивился Лю-Цзе. — Им ведь нечего будет делать.

— А еще расширить производство сыра, — добавил Ронни, не глядя на метельщика. — Огромные возможности на рынке сыра. Также подумываю обзавестись клик-адресом, чтобы люди могли присылать заказы по семафору. Такие возможности открываются…

— Правила победили, Ронни. Больше ничего не движется. Ничего неожиданного произойти не может, потому что ничего не происходит.

Ронни сидел и смотрел в пустоту.

— Вижу, ты нашел свою нишу, Ронни, — мягко промолвил Лю-Цзе. — И содержишь свое предприятие в идеальном порядке, в этом нет никаких сомнений. Уверен, остальные парни будут рады узнать, что у тебя все в порядке. Но меня интересует вот что… Почему ты меня спас?

— Что? Ну, это был просто акт милосердия с моей стороны…

— Ты — Пятый Всадник, господин Соак. Акт милосердия?

«Ты слишком много времени провел в облике человека, — подумал Лю-Цзе. — Ты хочешь, чтобы я узнал… Именно хочешь. Тысячи лет подобной жизни. Тебя уже тошнит от себя самого. Ты будешь отчаянно сопротивляться, но сделаешь все, чтобы я вытянул из тебя твое настоящее имя».

Глаза Ронни светились.

— Я всегда проявляю заботу о подобных себе, метельщик.

— А я подобен тебе, да?

— У тебя есть… определенные целесообразные черты.

Они долго смотрели друг на друга.

— Я отвезу тебя туда, где нашел, — сказал Ронни Соак. — И все. Тем, другим, я больше не занимаюсь.

Аудитор лежал на спине с открытым ртом. Периодически он издавал слабые жалобные звуки, похожие не писк комара.

— Попробуй еще раз, господин…

— Темно-Авокадный, господин Белый.

— А что, есть такой цвет?

— Да, господин Белый! — подтвердил господин Темно-Авокадный, хотя сам в этом уверен не был.

— Тогда попробуй еще раз, господин Темно-Авокадный.

Господин Темно-Авокадный крайне неохотно опустил руку ко рту лежавшей навзничь фигуры. Его пальцы были в нескольких дюймах от зубов, когда левая рука фигуры, действуя, очевидно, по своей воле, мелькнула в воздухе и сжала их. Послышался треск костей.

— Я чувствую крайне сильную боль, господин Белый.

— Что у него во рту, господин Темно-Авокадный?

— Похоже на продукт из выброженного зерна, господин Белый. Крайне сильная боль продолжается.

— Пищевой продукт?

— Да, господин Белый. В данный момент чувство боли превалирует над остальными.

— Разве я не отдавал приказ ничего не пить, не есть и не экспериментировать, без надобности, с сенсорным физиологическим аппаратом?

— Несомненно отдавали, господин Белый. Чувство крайне неприятной боли, о котором я уже упоминал, усиливается. Что еще я должен сделать?

Концепция приказа была абсолютно новой и совершенно неизвестной Аудиторам. Они привыкли к коллегиальным решениям, которые принимались только в том случае, если были исчерпаны все возможности не делать ничего для устранения возникшей проблемы. Когда решение принимается всеми, значит, оно не принимается никем, что предотвращает возможность возложения вины.