Раздался звук, словно начали одна за другой захлопываться огромные железные двери. Он становился все громче, все ближе…
Вселенная приняла решение.
Другие стеклянные комнаты исчезли. Стены затуманились. Возникли цвета — сначала пастельных тонов, но потом они становились все ярче и ярче, по мере того как возвращалась лишенная времени реальность.
На кровати никого не было. Лобсанг исчез. Но в воздухе появились лучи синеватого света, похожие на развевающиеся на ветру ленты.
Вдруг Сьюзен вспомнила, что должна дышать.
— А, — вслух промолвила она. — Предназначение.
Она обернулась. Потрепанная леди ле Гион смотрела на пустую кровать.
— Отсюда есть какой-нибудь другой выход?
— В конце коридора лифт. Сьюзен, но что случилось с…
— Не Сьюзен, — резко оборвала ее Сьюзен. —
— Я сама себе не доверяю, — покорно согласилась леди ле Гион. — От этого тебе легче?
— Покажи мне, где находится лифт.
Лифт оказался не более чем очень большим ящиком — ну, или совсем крошечной комнаткой, это как поглядеть. Он висел на тросах, пропущенных через блоки в потолке. Судя по виду, установили его совсем недавно, чтобы поднимать и опускать особо тяжелые произведения искусства. Одну из стен занимали раздвижные двери.
— В подвале находятся лебедки, которые поднимают кабину, — пояснила леди ле Гион. — Безопасность движения вниз обеспечивается механизмом, благодаря которому вес опускающегося лифта перекачивает воду в баки для дождевой воды на крыше, из которых она, в свою очередь, может быть перелита в полые противовесы, которые помогают поднимать тяжелые предметы вверх…
— Спасибо, — перебила ее Сьюзен. — Но чтобы спуститься, необходимо
Ее оплели ленты голубого света, закружились, как щенки, которым не терпится поиграть, а потом устремились в сторону лифта.
— Как бы там ни было, — сказала она, — мне кажется, сейчас Время на нашей стороне.
Госпожа Мандариновая уже в который раз поразилась тому, насколько быстро могло обучаться тело.
До этого времени Аудиторы учились всему посредством счета. Рано или поздно все сводится к числам. Выучи числа — и будешь знать все. «Поздно» могло стать «слишком поздно», но для Аудитора это не имело никакого значения, потому что время было не более чем еще одним числом. Но мозг — несколько фунтов дряблых хрящей — считал числа так быстро, что они переставали быть числами. Она была поражена той быстротой, с которой мозг направлял руку, чтобы поймать в воздухе мяч — автоматически, как бы подсознательно рассчитывая будущее положение руки и мяча.
Казалось, органы чувств работали и делали свои выводы прежде, чем у нее появлялось время подумать над этим.
В данный момент она пыталась объяснить другим Аудиторам нечто очень сложное. А именно: нет ничего невозможного в том, чтобы не кормить слона, которого не существует. Госпожа Мандариновая, в отличие от многих Аудиторов, отличалась смышленостью и уже определила для себя ряд предметов, событий и ситуаций, которые отнесла к категории «чушь полная». На них, по ее мнению, можно было не обращать внимания. До остальных Аудиторов это доходило с куда большим трудом.
Вдруг, услышав грохот лифта, она вынуждена была прервать свою речь на полуслове.
— У нас есть кто-нибудь наверху? — спросила она.
Толпившиеся вокруг нее Аудиторы покачали головами. Надпись «ДАННУЮ ВЫВЕСКУ ИХНОРИГОВАТЬ» буквально сводила их с ума.
— Значит, кто-то спускается оттуда! — выкрикнула госпожа Мандариновая. — Не из нас! Их нужно остановить!
— Но мы должны это обсудить… — забормотал один из Аудиторов.
— Делай, как я сказала, органический орган!
— Все дело в индивидуальностях, — сказала леди ле Гион, когда Сьюзен открыла люк и выбралась на плоскую крышу.
— Правда? — удивилась Сьюзен, окидывая взглядом замерший город. — Я думала, вы их лишены.
— Уже нет, — ответила леди ле Гион, вылезая вслед за ней. — А индивидуальности определяют себя посредством других индивидуальностей.
Сьюзен, осторожно ступая вдоль парапета, обдумала это несколько странное утверждение.
— Хочешь сказать, что они там все передерутся? — спросила она.
— Разумеется. У нас никогда раньше не было эго.
— Но тебе-то удалось с этим справиться.
— Только став окончательно и бесповоротно сумасшедшей, — промолвила ее светлость.
Сьюзен обернулась. Шляпа и платье леди ле Гион совсем истрепались, и она обильно посыпала крышу блестками. Кроме того, что-то произошло с ее внешностью. Как будто грим на ее утонченное фарфоровое личико наносил клоун. Причем слепой. И в боксерских перчатках. В полном тумане. Леди ле Гион смотрела на мир глазами панды, а губная помада лишь черкнула по ее губам, да к тому же наискось.
— Ты вовсе не выглядишь сумасшедшей, — солгала Сьюзен. — Ну, в общем и целом.
— Спасибо. Но боюсь, здравомыслие определяется большинством. Знаешь пословицу «Целое больше, чем сумма частей»?
— Конечно.