Вопрос и ответ

Мистрис Брейтуэйт отчаянно махала мне. Она вырвала у меня пластыри и принялась лихорадочно перевязывать ногу женщины, которая орала под ней как резаная.

– Джефферс! Быстро! – рявкнула она.

– Я его не принесла…

– Так беги и принеси, к чертовой матери!

Я кинулась снова в пещеру, лавируя между целительницами, ученицами и ложными солдатами, скорчившимися над пациентками – на холме, на телегах, везде. Везде. Впрочем, там были не только женщины. Среди арестантов попадались и мужчины – тоже избитые, отощавшие. Были и наши, из лагеря, раненные в сражении – Уилф с противоожоговым пластырем на щеке… правда, он все равно помогал перетаскивать пострадавших на носилках в лагерь.

Я ворвалась в пещеру, сгребла еще пластырей, джефферов корень, снова выскочила на мороз – в десятый, наверное, раз. Пробегая через поляну, я мельком глянула на тропинку, по которой еще продолжали прибывать люди – но уже меньше.

На мгновение я замерла, обежала взглядом новые лица и лишь затем бросилась к мистрис Брейтуэйт.

Мистрис Койл пока не вернулась.

И Ли тоже.

– Он был прямо в самой гуще, – сказала мистрис Надари (я помогала ей поднять на ноги только что получившую джефферс пациентку). – Как будто искал кого-то.

– Мать и сестру, – объяснила я, принимая весь ее вес на себя.

– Мы не всех вытащили, – покачала головой мистрис Надари. – Был еще целый корпус, где бомба почему-то не сдетонировала.

– Шивон! – закричал кто-то неподалеку.

Сердце подскочило и понеслось – куда сильнее и быстрее, чем я ожидала; улыбка сама прыгнула на губы.

– Он нашел их!

Но, уже оборачиваясь, я поняла, что ошиблась.

– Шивон? – По тропинке из лесу спускался Ли: один рукав до плеча почернел, физиономия в саже, глаза рыщут кругом, по толпе, туда, сюда, обшаривают людей. – Мам?

– Пошла! – велела мистрис Надари. – Проверь, не ранен ли он!

Я сбросила на нее женщину и рысью кинулась к Ли, игнорируя прочих мистрис, которые все звали меня к себе.

– Ли!

– Виола? – встрепенулся он при виде меня. – Они здесь? Ты не знаешь, они уже пришли?

– Ты ранен? – Я тронула черный рукав и быстро поглядела на руки. – У тебя ожоги.

– Там был пожар, – слегка туманно отозвался он.

Я вонзила взгляд в его глаза – Ли смотрел прямо на меня, но не видел. А видел он тюрьмы, огонь и то, что за ним… арестантов видел, которых они пришли спасти… и, может быть, стражу, которую ему пришлось убить.

Ни сестры, ни матери. Их он не видел.

– Они здесь? – снова взмолился он. – Пожалуйста, скажи, что они уже здесь.

– Я не знаю, как они выглядят, – как можно спокойнее сказала я.

Он уставился на меня с разинутым ртом, дышал тяжело и хрипло, словно наглотался порядком дыма.

– Там… – выдавил он. – Господи, Виола, там… – Он устремил взгляд куда-то сквозь меня, через плечо, назад. – Я должен их найти. Они обязаны быть здесь.

Он побрел мимо меня дальше, на поляну.

– Шивон? Мама?

Я не сдержалась, я крикнула ему вслед:

– Ли! Ты видел Тодда?

Но он ковылял прочь, не слыша меня, ничего не слыша.

– Виола! – Кажется, еще одна мистрис зовет на помощь…

Но тут кто-то рядом вскрикнул:

– Мистрис Койл!

Я развернулась винтом. На самом верху тропинки – мистрис Койл, верхом, понукала конягу цокать по камням вниз, насколько та вообще еще была способна. За ней, на спине, был кто-то еще… кто-то привязанный к ней, чтоб не свалился в дороге. Надежда ткнула меня под ребра: может, это Шивон? Или мама Ли?

(или он, может быть, это он, может быть…)

– Виола, помоги нам! – крикнула мистрис Койл, сражаясь с поводьями.

И когда я уже взяла с места навстречу им, конь оступился, повернулся боком, и я увидела, кто сидит там вторым, без чувств, нехорошо обвиснув на путах.

Коринн.

– Нет, – твердила я, едва дыша, сама того не сознавая. – Нет, нет, нет, нет, нет…

Мы спустили ее наземь, на плоскую поверхность скалы… мистрис Лоусон уже мчалась к нам с охапкой бинтов и лекарств.

– Нет, нет, нет…

Голова Коринн у меня на коленях, штоб не стукнулась о камень. Мистрис Койл рвет ей рукав, штобы сделать инъекцию.

– Нет…

Мистрис Лоусон добегает до нас и ахает, увидав, кто это…

– Ты нашла ее.

– Я нашла ее.

У меня под руками – твердый череп. Кожа горит в лихорадке огнем. Скулы – острые-преострые, глаза затянуты пронзительной чернотой на фоне обвисшей, вялой кожи… Ключицы торчат над воротом рваной и грязной униформы мистрис… И цепочка ожогов вокруг шеи. И порезы на предплечьях. И вырванные с мясом ногти…

– Коринн… – шепчу я, и вода из глаз каплет ей на лоб.

– Оставайся с нами, девочка моя…

Кому она это говорит, мистрис Койл, – мне или Коринн?

– Теа? – не подымая глаз, спрашивает мистрис Лоусон.

Мистрис Койл качает головой.

– Теа погибла? – переспрашиваю я.

– И мистрис Ваггонер, – кивает мистрис Койл (и я замечаю копоть у нее на щеках, злые, алые ожоги на лбу). – И другие. – Губы вытягиваются в ниточку. – Но и из них мы кое-кого забрали.

– Давай, девочка моя, – говорит мистрис Лоусон Коринн, которая все еще без чувств. – Ты же у нас упрямая. Нам сейчас только этого и нужно.

– Держи. – Мистрис Койл дает мне пакет с жидкостью, от которого трубка идет к воткнутой в локоть иголке.

Я беру одной рукой… голова Коринн у меня на коленях.