Вопрос и ответ

Несусь так, што Шум весь пустой, как вымели…

Только жжжЖЖЖ сверху…

Все громче и ниже…

А 1017 еще и руку козырьком к глазам приставил, штоб, значит, от солнца заслониться…

Почему он не бежит?

Тум тум тум, по земле…

Штоб тебя штоб тебя, в голове…

ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ…

И 1017 даже не видит, што я к нему бегу…

Я врезался в него с такой силой, што оторвал от земли, вышиб весь воздух из легких. Сначала мы летели над травой, потом ударились о землю и покатились кубарем через голову в неглубокую траншею, когда один титанический

БУММММММ

сожрал всю планету целиком в один звуковой глоток

выжег подчистую все мысли и весь Шум без остатка

вынул из черепа мозг и разнес на мелкие осколки

высосал из мира воздух и выдул его обратно мимо нас насквозь нас

избил землей и травой которые падали с неба тяжелыми твердыми комьями

и заполнил грудь дымом

А потом настала тишина.

Очень громкая тишина.

– Ты ранен? – где-то за многие мили от нас и глубоко под водой кричал мэр.

Я сел в траншее и увидел громадный дымящийся кратер посреди поля. Дым уже потихоньку редел, потому што там нечему было гореть. Спаклы, сгрудившись, тупо глядели на это со своих дальних полей. Ряды и ряды лиц.

Я дышал, но дыхания своего не слышал.

1017 подо мной на земле извивался, пытаясь встать. Я уже открыл рот – спросить, как он, в порядке ли… хотя, ясное дело, отвечать ему было нечем…

И тут он со всей силы засветил мне по физиономии, оставив решетку царапин, как от граблей.

– Эй! – заорал я и сам себя не услышал…

а он вывернулся из-под меня, и я протянул руку, поймать его, удержать…

и он укусил ее, крепко укусил, всей своей пастью, полной мелких, острых зубов…

и я отдернул ее, но кровь уже шла…

и был уже готов двинуть ему, реально набить ему…

но он уже вылез и помчался от меня прямо через кратер к остальным спаклам…

– Эй! – снова крикнул я, наливаясь в Шум красным.

Он бежал и оглядывался и все эти ряды спаклов тоже смотрели смотрели их глупые безмолвные рожи выражения меньше чем у самых тупых овец у нас на ферме из руки текла кровь в ушах звенело лицо жгло от царапин я ему жизнь его дурную спас и это типа вместо спасибо?

Животные, подумал я. Тупая бесполезная етьская скотина.

– Тодд? – Ко мне ехал мэр. – Ты ранен?

Я обернулся к нему – вряд ли достаточно спокойно, штобы стоило отвечать – и открыл рот…

…когда земля закачалась.

Слух ко мне так еще и не вернулся, так што я все это больше почувствовал, чем услышал. Через почву прошел эдакий рык, воздух толкнул меня трижды – раз, другой, третий, – и мэр мгновенно развернулся к городу, и Дэйви со спаклами сделали то же.

Еще бомбы.

Далеко, со стороны города. Самые большие взрывы в истории этого мира.

18 Жить – значит сражаться

[Виола]

Когда мэр с солдатами увели Тодда, я осталась в глупейше разобранном виде, так что Коринн даже пришлось мне что-то от этого дать. Я почувствовала, как игла куснула меня в руку, но едва-едва – не больше, чем ладонь у себя на спине. Ладонь не шевелилась, не гладила, не делала вообще ничего, чтобы пациент почувствовал себя лучше: просто удерживала на месте. На земле.

Жаль это говорить, но никакой благодарности я к ней не испытывала.

Когда я проснулась у себя в кровати, только что рассвело. Солнце висело низко-низко, даже еще не оторвавшись полностью от горизонта. Все кругом окутывали синие утренние тени.

У кровати в кресле сидела Коринн.

– Тебе было бы полезно поспать еще. Но, боюсь, не получится.

Я наклонилась вперед и сгибалась, сгибалась, пока не согнулась почти впополам. В груди было так тяжело, что меня прямо-таки тянуло к земле.

– Знаю, – прошептала. – Знаю.

А вот почему он упал – не знала. Оглушенный, почти без сознания, пена изо рта… Солдаты вздернули его на ноги и уволокли прочь.

– Теперь они придут за мной, – сказала я, когда смогла, наконец, проглотить ком в горле. – Как только покончат с Тоддом.

– Да, наверняка придут, – просто сказала Коринн, глядя на свои руки, на белесые мозоли на концах пальцев, на сероватую шелушащуюся кожу тыльной стороны: слишком много времени они проводили в горячей воде.

Утро выдалось холодное, просто на удивление, зверски холодное. Даже при закрытом окне на меня накатывал озноб. Я охватила себя руками за бока.

Его больше нет.

Все. Увели.

И я не знаю, что будет дальше.

– Я выросла в деревне под названием Кентские ворота, – вдруг произнесла Коринн, не встречаясь со мной взглядом. – Она стояла на краю большого леса.

Я подняла глаза.

– Что?

– Отец погиб в спачью войну, – продолжала она, – но мать выжила. Как только я смогла стоять на ногах, меня приставили к работе в саду: собирать яблоки, и гребешковую сосну, и ройзинфрут.

Я таращилась на нее, гадая, с чего это она решила рассказать о себе именно сейчас.

– А наградой за этот тяжелый труд мне был поход, каждый год, как соберут урожай, только я и мать – так далеко в лес, как мы только посмеем зайти. – Она посмотрела в окно, в рассветную мглу. – Здесь столько жизни, Виола. В каждом уголке каждого леса, реки, ручья, горы. Эта планета просто гудит жизнью.