Вопрос и ответ

Не хочу говорить о том, што было дальше. Мэр оставил сколько-то солдат сторожить дом исцеления, а остальные потащили меня обратно в собор. По дороге он молчал, ни слова не проронил, пока я умолял не трогать ее, обещал, кричал, плакал (заткнись), што сделаю што угодно, лишь бы он только ее не трогал.

(заткнись, заткнись)

А в соборе он опять привязал меня обратно к стулу.

И спустил с цепи мистера Коллинза.

И…

Нет, об этом я говорить не хочу.

Потому што я ревел и тошнил и просил и звал ее и еще просил и все это было так дико и стыдно што я никакими словами через рот сказать не могу и не буду.

И всю дорогу мэр молчал. Ходил медленно кругом меня, кругом и кругом, слушал мои вопли и мольбы тоже слушал.

И больше всего – Шум за всем этим. Я твердил себе, што ору и умоляю, только штобы спрятать в Шуме все, што она мне сказала, штобы защитить ее, не дать ему узнать. Я говорил себе: нужно просить и плакать как можно громче, штобы он только не услышал.

(заткнись)

Вот што я себе говорил.

А больше ничего другого не скажу.

(заткнись еть твою к дьяволу прямо сейчас)

В башню меня отвели уже под утро мэр Леджер не спал сидел ждал и хотя сил у меня уже реально ни на што не было я подумал вдруг он тоже ко всему этому руку приложил каким-то образом но он так взволновался так ужаснулся в каком я виде и все это у него в Шуме было такое искреннее што я просто лег медленно на свой матрас и уже не знал вообще што думать.

– Они даже не заходили, – сказал мэр Леджер. – Коллинз толкнул дверь, сунул голову внутрь, глянул мельком и быстро меня запер. Они как будто знали.

– Ага, – пробурчал я в подушку. Они как пить дать знали.

– Я тут совершенно ни при чем, Тодд. – Это он меня прочитал. – Честное слово. Я ни за что не стал бы помогать этому человеку.

– Оставь меня в покое.

Ну, он и оставил.

Но я не уснул.

Я весь горел.

Сгорал от того, как глупо попался, как легко они меня подловили. Как просто воспользовались ею против меня. И от стыда сгорал, потомуш плакал, когда меня били (заткнись). И от боли, потомуш снова был далеко от нее и от ее обещания мне и не знал, што теперь с нею будет.

Што они со мной сделают, мне было уже совсем все равно.

Наконец взошло солнце, и я узнал, каково будет мое наказание.

– Приложи усилие, ссанина!

– Заткнись, Дэйви.

Наша новая работа состояла в том, штобы организовать спаклов в группы и заставить копать траншеи под фундамент новых домов на территории монастыря. В домах предполагалось их самих же и разместить – с наступлением зимы.

А наказание – в том, што я теперь работал с ними наравне.

И еще Дэйви сделали главным.

И еще дали ему новый кнут.

– Давай, – подбодрил он, вытягивая меня им поперек плеч. – Работай!

Я развернулся волчком – у меня уже кажный дюйм болел!

– Ударишь меня еще раз этой штукой, и я тебе твое етьское горло нахрен вырву!

Он показал полный комплект зубов – улыбнулся, значит; Шум просто-таки испустил ликующий вопль.

– Вот бы посмотреть, как ты попытаешься, мистер Хьюитт.

И еще и расхохотался.

Я снова взялся за лопату. Спаклы в группе все таращились на меня. Я всю ночь глаз не сомкнул, у меня пальцы закоченели на холодном утреннем солнце, так што я не сдержался и гаркнул:

– Всем работать, быстро!

Они перещелкнулись друг с другом типа как парой слов и принялись снова копать землю. Руками.

Все, кроме одного. Который смотрел еще секундой дольше.

Я в ответ уставился на него, весь кипя; Шум забурлил, встал волной и пошел на него. Он молча это принял: пар изо рта, глаза так и подначивают: «Ну и што ты будешь делать?» Поднял руку, показал, кто он – будто я сам не знаю, – а потом начал снова копаться в холодной земле. Медленно-медленно.

1017, кто ж еще. Единственный, кто нас совсем не боялся.

Я взял лопату и со всей силы вонзил в землю.

– Наслаждаешься? – поинтересовался Дэйви.

Я выставил в Шум кое-што максимально грубое.

– Э, моя мать давно померла, – обрадовался он. – Как и твоя. – Он снова захохотал. – Интересно, в жизни она тоже языком трепать была горазда или только в ентой своей книжонке?

Я задеревенел; Шум пошел краснотой.

– Дэйви…

– Потому как она там реально страницами…

– Однажды, Дэйви… – В Шуме у меня была такая ярость, што я практически видел, как от него воздух идет волнами, как от летнего зноя. – Однажды, Дэйви, я…

– Ты – што, дорогой мой мальчик? – В ворота верхом на Морпете въехал мэр. – Я ваш спор еще с дороги услышал. – Он обратил взгляд на Дэйви. – А спор – это не работа.

– Так вон они работают, па. – Дэйви мотнул головой в сторону полей.

Чистая правда. Мы со спаклами командами по десять-двадцать распределились по всей территории монастыря, разбирая низенькие внутренние стены по камню и снимая дерн. Другие сваливали выкопанную землю кучами на других, пока свободных полях. Наша группа располагалась ближе к воротам: мы уже частично выкопали котлован под фундамент первого дома. У меня была лопата. Спаклам полагалось грести руками.

– Неплохо, – прокомментировал мэр. – Совсем неплохо.

Шум Дэйви так обрадовался, што аж неудобно. Но никто на него даже не посмотрел.