Вопленица

Высовываю руку со станнером, наугад делаю несколько выстрелов. Кто-то из чурок орёт, словно резаный, перемежая русский мат с выражениями на непонятном мне языке. С трудом подавляю в себе желание высунуться, и, как оказывается, совершенно правильно делаю. Потому что стол принимает на себя несколько ударов, от которых меня просто прижимает к стенке. Ножки стола упираются в стену, и я оказываюсь в импровизированной клетке. Бери - не хочу. Чуть высовываюсь вместе со своим пистолетом и отстреливаю чурку, решившего подойти поближе. Остальные отпрыгивают за широкие колонны в другом конце помещения и начинают тщательно расстреливать моё убежище.

Слева от меня рявкает дробовик Бедламыча - наконец хоть кто-то ещё решил вмешаться в происходящее. Я снова высовываюсь и отмечаю совершенно нелицеприятную картину: в бар прибыло подкрепление, которое притащило с собой самопальное подобие гранатомёта. Будто и без тяжёлой артиллерии они бы меня не прикончили.

Я мысленно попрощался с жизнью, и в этот же момент ближайшая к входу пара чурок изошлась кровавыми брызгами и натурально сложилась пополам. На пороге возник Жора Капут со здоровенным гаусом в руках. Чурки восприняли появление Жоры без энтузиазма, однако же сообразили, что гаус такого калибра второй выстрел сделает не раньше завтрашнего утра и буквально изрешетили то место, где только Жора что стоял. Я успел выстрелить ещё два раза, вроде бы даже кого-то задел, а потом что-то очень похожее на человека разбило стекло и упало на пол.

Чурки тщательно расстреляли неопознанный объект, так что опознать его после этого стало ещё сложнее. Объект, тем временем, вёл себя, как и полагается трупу, более чем спокойно. Чурки попрятались чтобы перезарядить свои стволы. Жора подбросил им гранату. Те, в свою очередь, не долго думая отфутболили её в мою сторону, а я до конца осознал происходящее уже перепрыгивая стойку бара.

Вот ведь как случается: как летел через стойку помню, как меня чуть Бедламыч не пристрелил, помню, а как я из-за стола от гранаты драпал - не помню, хоть стреляйте.

Громыхнуло на славу. Только стёкла полетели. Ближайшие к эпицентру взрыва бутылки брызнули стеклом и пойлом.

--Это сучьё мне ответит,-- прорычал Бедламыч, и, в подтверждение своих слов, угостил визитёров картечью.

Команда гостей, отреагировала сразу, принявшись расстреливать уцелевшие бутылки. В другой ситуации я бы, пожалуй, обрадовался дождю из спиртного, но тут критическим был факт огнеопасности этого самого дождя.

--Бедламыч, валим отсюда! Они нас спалить решили.

В этот момент, судя по звуку, что-то опять влетело в окно. Я высунулся посмотреть, и, попутно, подбить кого-нибудь из чурок.

А оказалось, что в окно влетела Полина. Живая. С двумя станнерами. И очень злая. Даже слишком. В дверях снова появился Жора, и в ствол его гауса вполне можно было просунуть мой кулак - может такой калибр и требует перезарядки конденсаторов, но никто не мешает прихватить с собой запасной ствол. И Бедламыч выкатился из-за стойки с двустволкой, заряженной, судя по результату, отнюдь не солью. А чурки никак не могли справиться с заклинившим гранатомётом.

Картина "Избиение младенцев". Короткая и мясная.

Что до парней Азохунвейбина, то они подоспели только через полчаса.

22.

Два метра по осеннему времени.

Не страшно, не смешно - просто холодно.

Без рода и, похоже, без племени

По переулкам Старого Города

Два метра моего одиночества

Замкнули сердце рваными строками,

Строфою, на себя закороченной,

Зимой, недоступно далёкою.

И город, захлебнувшийся инеем,

Свидетель моего отчуждения,

Отмерит глубину моей гибели:

Два метра по осеннему времени.

23.

Домой я вернулся под утро. Жора, проспавшись после того, как мы отметили победу за счёт спасённого заведения, отвёз меня домой на своём хаммере. Попрощались.

--Осторожней, Нетопырь,-- улыбнулся Капут своей скорбящей улыбкой,-- Теперь у нас будут неприятности с чурками. Вернее, у тебя будут. Осторожнее. Сердце у тебя с левой стороны - это плохо. Ну да ладно, не поминай лихом!

Он поднял стекло и нажал на газ. А я смотрел на разлившуюся над домами кровь, и в моей голове был свинец.

Неспешно я поднялся по лестнице. Дверь была открыта. "Жить тебе надоело, Нюрка",-- пробормотал я и вошёл внутрь. Сбросил плащ, вытащил станнер из наплечной кобуры, да так и замер на пороге гостиной.

Нюра была там. Почему-то сначала я приметил, что её ноги не касаются пола. А потом жутко хотелось не верить глазам, не признавать очевидного факта, проснуться в конце концов.

"Я устала умирать".

Такие дела. Потолок пополз куда-то вверх, а потом комната опрокинулась набок, и я ощутил щекой грубую ткань ковра.

Кажется, потом было что-то ещё. Вроде бы Пётр перерезал верёвку. Кажется, Настя дала мне каких-то таблеток. И ещё шевеление в гостиной. А потом всё затихло. Я понял, что сижу в кресле, а на диване лежит прикрытое серой простынёй тело.

Я пошёл на кухню, достал из шкафа бутылку и наполнил стакан водкой. Выпил, не ощущая её обжигающей горечи, безразличный к стекающим по подбородку каплям.

И пошёл.