Это исследование могло бы оказаться не слишком замысловатым, но довольно емким. Я бы для начала составил список вопросов, на которые в евангельских рассказах нет ответа. Христианство в определенном смысле есть искусство вопросов, переводящих материально подтвержденную основу веры в нечто нематериальное, в сознание. И хорошо бы было научиться применять это искусство и к другим областям действительности, научиться оплодотворять ее воображением. Ибо в том, как невесомый чек, вексель, договор когда-то вознес, перенес через моря и земли тонны золота тамплиеров, или в зарождении новых криптовалют и торговых сообществ можно усмотреть тот же символ веры (доверия) и надежды, какой содержался в призыве принять то, что человек оказался Богом.
Итак, два главных направления, в которых, как нам кажется, следует постигать человеческое воображение (и вместе с ним надежду) – это
Тающие облака
Кино и гобелен
В Москве стояло жаркое лето 2010 года. Дым горящих лесов наползал на город со всех сторон. Я понял всю серьезность положения, когда однажды выехал на Новодевичью набережную и из-за дыма едва различил противоположный берег, на котором здания, еле угадывавшиеся за пеленой смрада, были похожи на призраков.
Жизнь в ослепшем городе стала бедствием. По ночам подсвеченные снизу уличными фонарями клубы дыма в полнейшей тишине сползали со скатов крыш. От бессонницы я спасался тем, что смотрел кино, и это было бегством в иное пространство, в другое, извлеченное из календаря время. Странные ощущения преследовали меня в те ночи. Жара, приличествовавшая скорее пустыне, и заволакивающий реальность дым вытеснили пространство города, так что побег по ту сторону киноэкрана в существенно большей мере, чем при обычных обстоятельствах, был особого рода спасением – новой жизнью.
В одну из ночей я кадр за кадром пересматривал сцену погони из «Китайского квартала», которая интересовала меня по простой причине: герой, частный детектив (Джек Николсон), едет на кабриолете и пытается избежать столкновения с вооруженными до зубов владельцами апельсиновых плантаций. Я случайно наткнулся на этот фильм и на эту сцену, чтобы припомнить семейные легенды и осознать, что мой прадед, живший в Лос-Анджелесе, тоже владел апельсиновой рощей. В героя, нарушившего границы частных владений («Keep Out. No Trespassing»[7]), стреляют, он мчится задним ходом между рядов деревьев, на него сыплются золотые яблоки, он разворачивается, пуля пробивает радиатор, вырывается облако пара, автомобиль останавливается, и детектива избивают.
Подобная жара стояла в Лос-Анджелесе, когда после долгих лет поисков я наконец узнал адрес прадеда и приехал из Сан-Франциско, чтобы оказаться на Плезант-авеню, в районе, бывшем когда-то довольно респектабельным. Высокие температуры никогда не были редкостью для Южной Калифорнии, но в то время пожары окружали город, теснили жителей окраин, хотя пламя я видел только в новостях по телевизору, висевшему в номере мотеля, где я остановился, да и дыма не чувствовалось вовсе. Реальность словно бы не дотягивалась до меня, бушуя где-то рядом, но незримо, и это придавало моему пребыванию в городе особенное ощущение вытесненной в чужую жизнь действительности, которая в полной мере настигла меня жарким московским летом.
Плезант-авеню тянется всего около километра, рядом с 101-м шоссе, идущим через всю Калифорнию и почти вдоль всего западного побережья и построенным еще во времена Великой депрессии, когда правительство такими гигантскими инфраструктурными проектами, как дорожные работы, старалось создать рабочие места, пусть и низкооплачиваемые, зато многочисленные. О временах застройки этого района можно судить не только по архитектурным особенностям домов, но и по тому, что разгонные полосы, предназначенные для того, чтобы автомобили могли безопасно присоединиться к попутному потоку, слишком короткие для нынешних скоростей, они напоминают о временах, когда по дорогам передвигались в основном на
По дорогам до сих пор катятся призраки стареньких «фордов» и будто переносят тебя в такие вечные фильмы», как «Китайский квартал». Лос-Анджелес отстраивался в те легендарные времена, когда звуковое кино сменяло немое, когда Голливуд достиг зенита, а ар-деко окончательно воцарилось по обе стороны континента: тяжеленные двери города высотой в две сажени казались обитыми листами латуни, а сливные бачки в туалетах отелей в центре до сих пор оснащены цепочками и низвергают воду с высоты человеческого роста.