В обоих аспектах великих перемен Англия сыграла первую роль. На политической сцене ее Гражданская война 1642-49 годов на 147 лет опередила Французскую революцию, свергнув феодальную аристократию и обезглавив короля. В религиозной сфере деистическая критика христианства на полвека опередила вольтеровскую кампанию во Франции; материализм Гоббса на столетие опередил материализм Ла Меттри; "Трактат о человеческой природе" Юма (1739) и его эссе "О чудесах" (1748) опередили нападки французских философов на христианство в "Энциклопедии" (1751). Вольтер научился скептицизму во Франции - частично у английского изгнанника Болингброка - до приезда в Англию; но три года пребывания в Англии (1726-28) поразили его видом разлагающейся ортодоксии, униженного католицизма, протестантизма, распадающегося на слабые секты, и деистов, оспаривающих все в христианстве, кроме веры в Бога - именно тот вызов, который Вольтер должен был перенести во Францию. "Во Франции, - говорил Вольтер, - на меня смотрят как на человека, имеющего слишком мало религии; в Англии - как на человека, имеющего слишком много".1
Монтескье, посетив Англию в 1731 году, сообщил: "В Англии нет религии".2 Конечно, это было яркой гиперболой; в то самое время Джон и Чарльз Уэсли основывали методистское движение в Оксфорде. Но Монтескье, будучи аристократом, в основном общался с лордами и леди из пэрства или пера; и в этих кругах, говорит он, "если заходит речь о религии, все смеются".33 Это тоже кажется крайностью; но послушайте лорда Херви, который знал почти всех мужчин, женщин и девиантов в высших классах:
Эта басня о христианстве... теперь [1728 г.] была настолько взорвана в Англии, что любой человек, соответствующий моде или положению, почти так же стыдился бы называть себя христианином, как раньше он бы не признавал себя таковым. Даже женщины, гордившиеся своим пониманием, заботились о том, чтобы дать понять людям, что христианские предрассудки - это то, чем они презирают себя связывать".4
В этих возвышенных кругах и умах религия означала либо сонливость англиканской общины, либо "энтузиазм" диссидентских сект; а доктор Джонсон вскоре определит энтузиазм как "тщетную веру в частное откровение" - буквально "бога внутри". Установленная церковь потеряла лицо и влияние, поддержав Стюартов против Ганноверов и торжествующих вигов; теперь она подчинилась государству, а ее духовенство стало покорным иждивенцем правящего класса. Деревенский пастор был излюбленным объектом литературной сатиры и вульгарных насмешек; Филдинг чтил исключения в парсоне Адамсе. В церквях преобладали классовые различия; богатые занимали специальные скамьи у кафедры, торговцы сидели за ними, простой народ сидел или стоял сзади; а когда служба заканчивалась, простолюдины оставались на своих местах, пока их начальство с медленным достоинством выходило.5 В некоторых лондонских церквях, когда на богослужение приходило слишком много бедняков, прихожане с привилегиями убегали, закрывая за собой скамьи,6 и искали более свежий воздух.
Некоторые англиканские епископы, такие как Батлер, Беркли и Уорбертон, были людьми весьма образованными, а двое из них отличались прекрасным характером; но большинство представителей высшего духовенства, стремясь к повышению, играли в политику со скептиками и любовницами двора, а также проедали в роскоши доходы многих приходов. Епископ Чандлер, как нам рассказывают, заплатил 9000 фунтов стерлингов за продвижение из Личфилда в Дарем; епископ Уиллис из Винчестера, архиепископ Поттер из Кентербери, епископы Гибсон и Шерлок из Лондона умерли "позорно богатыми", некоторые из них стоили 100 000 фунтов стерлингов.7 Теккерею было не до них:
Я читал, что леди Ярмут [любовница Георга II] продала епископство одному священнику за 5 000 фунтов стерлингов.... Был ли он единственным прелатом своего времени, которого привели в такие руки для посвящения? Когда я заглядываю в церковь Георга II St. James's, я вижу толпы ряс, шуршащих по задней лестнице придворных дам; незаметных священнослужителей, сующих кошельки им в руки; этого безбожного старого короля, зевающего под балдахином в своей Chapel Royal, пока капеллан перед ним рассуждает, [или] болтает на немецком... так громко, что священник... разрыдался на своей кафедре, потому что защитник веры и раздатчик епископств не слушал его!8