Волнолом

Продолжая изучать светограмму, дежурный удивлённо нахмурился. Наверно, заметил затворяющее клеймо и не сразу понял, что это значит. Впрочем, ему простительно — ведь, в сущности, молодой ещё парень. Служит недавно и Генриха уже не застал. Новая поросль, крепкая смена, которая, отличаясь житейской хваткой и здравомыслием, воспринимает то, чем занимались предшественники, с брезгливым недоумением. Или, в лучшем случае, с сочувственной жалостью.

К счастью, гнилостный запах исчез так же быстро, как появился. Проверка закончилась. В качестве подтверждения гостю выдали сиреневую дырчатую картонку размером с ладонь.

— Ваш пропуск. Третий этаж, кабинет тридцать восемь.

— Благодарю.

Он пересёк вестибюль и протянул картонку одному из синемундирников. Тот сунул её в прорезь на крышке загадочного устройства, стоящего рядом на деревянной подставке. Генрих наблюдал с любопытством — в его времена таких диковин тут не водилось.

Механизм заглотил добычу жадно, с утробным звуком. Внутри что-то лязгнуло, заскрежетало. Потом на секунду машина смолкла, будто переводя дыхание, и наконец с надрывом выкашляла пропуск обратно. Охранник вернул его Генриху.

— Прошу вас. Извольте сдать при выходе.

На картонке отпечатались угловатые цифры — дата и время прибытия с точностью до минуты. Генрих хмыкнул. Интересно, какой от этого прок? Как эти игрушки защитят от коварных вражеских происков? Ну, разве что враг трусливо сбежит, заслышав скрежет жуткого механизма. Известно ведь — клиенты Третьего департамента технику на дух не переносят.

Он поднялся по лестнице на нужный этаж. Приёмная генерала располагалась в торце длинного коридора. Ковровая дорожка приглушала шаги. Было тихо, только за одной из дверей стрекотала пишущая машинка.

Секретарь в приёмной — неулыбчивый тип лет тридцати пяти, одетый в штатский костюм, — поднял на посетителя взгляд:

— Герр фон Рау? Его превосходительство ждёт.

Да, тот действительно ждал.

Генерал Теодор Август цу Нидерхаузен, начальник Третьего департамента, при виде гостя вышел из-за стола и протянул руку. Он мало изменился за эти годы — по-прежнему сухощав и подтянут, мундир сидит как влитой, рукопожатие крепкое. Только голова поседела, и морщины стали заметнее.

— Здравствуйте, ваше превосходительство.

— Бросьте, Генрих, — поморщился генерал. — К чему этот официоз? Здесь посторонних нет. Или это ваша маленькая месть за то, что я выдернул вас из уютного академического болотца? Неужели оно вам ещё не осточертело?

— Как скажете, Теодор. И да, моё болотце совершенно меня устраивает. Оно хорошо сберегает нервы. В отличие от… — Генрих выразительно повёл глазами вокруг.

Впрочем, во внешнем убранстве генеральского кабинета не было ничего угрожающего. Книги в шкафах, мягкие стулья, штучный паркет. Даже настенная карта выдержана в подчёркнуто-спокойных тонах: Девятиморье в центре отсвечивает малахитовой зеленью, к западу дремлет в лиловых сумерках Лузитания, а Зимняя Империя на востоке застыла в сугробах голубоватого инея. На противоположной стене — портрет канцлера с парадными эполетами, багряной муаровой лентой и звездой Равноденствия на груди; поза исполнена достоинства, плечи расправлены, и только взгляд, как у голодного ящера, слегка портит общее впечатление.

Генерал между тем продолжал:

— Я хорошо изучил вас, Генрих, пока вы работали здесь, под моим началом. И, признаться, был несколько удивлён, узнав про затею с университетом. Ведь это совсем не ваше призвание — вдалбливать студиозусам знания в чугунные головы.

— Я отошёл от преподавания. Сейчас пишу докторскую работу.

— И насколько вы, позвольте спросить, продвинулись в этом? За последние, к примеру, полгода?

— Ладно, Теодор, — буркнул Генрих. — Будем считать, вы меня уели. Я вряд ли промчусь кометой по научному небосклону. По натуре я, скорее, не теоретик, а практик. Но, в связи с известными обстоятельствами, практическая… гм… деятельность мне теперь недоступна. Поэтому вот уже много лет я — тихий кабинетный исследователь. Книжный червь, который привык к покою. И, если честно, с трудом представляю, чем могу быть полезен в нынешней ситуации. Но раз уж вы сочли моё присутствие обязательным, то, может, перейдём сразу к делу?

Генерал кивнул одобрительно.

— Вы злитесь, Генрих, и это правильно. Таким вы мне сейчас и нужны. Апатия в нашем ремесле — недопустимая роскошь. А что касается дела…

Он взял со стола картонную папку и протянул её гостю.

— Присядьте и посмотрите снимки. Это то, о чём я вчера рассказывал. Группа работала почти до утра.

Сверху в папке лежали обычные фотокарточки — не светопись, а технические, мёртвые изображения на бумаге. Сначала общий план улицы с добротными каменными домами, потом дверь с вывеской «Аптека Ротмайера» и, наконец, вид изнутри — прилавок, весы, разнокалиберные склянки на полках.

— Погодите, — сказал Генрих, — а где же, собственно?..

— В подсобном помещении, лежал на полу. Вот, видите?

— Силы небесные, у него же лица почти не осталось…