Военное детство и вся жизнь

Естественно, я приписывала все это великолепие только в заслугу папе. Без него было так плохо и так хорошо стало с ним! Вечерами он занимался с нами. Мне читал вслух. Я и сама умела бегло читать, но в этих чтениях было ценно не само чтение, а внимание отца ко мне. С Юрой они вечно что-то конструировали, мастерили, улучшая наш быт. Сложа руки отец никогда не сидел. Мама основательно занялась вязанием носков и отец, когда было время, помогал и ей в этом деле. Жизнь вошла в нормальную колею. У отца гражданской одежды почти не было, и он еще очень долго ходил в офицерском обмундировании, но без погон, конечно.

Прошла зима, пролетело лето и, наконец-то, пришло время мне идти в школу. Моя крестная тетя Фея купила мне кашемировую форму и портфель, родители – все остальное. Первого сентября я с папой отправилась в первый класс Первой Железнодорожной школы. Эта школа и сейчас есть. Тогда улица, на которой стояла школа называлась улицей Ленина, а теперь стала Советской. Она идет от нынешнего проспекта Ленина (бывшей улицы Спартака) до вокзала.

По дороге в школу папа держал меня за руку и нес портфель. Я шла счастливая и гордая, ведь редко у кого из моих сверстников был папа, а у меня был, да такой большой, красивый, в форме – загляденье!

Начались учебные будни, и скоро пришло горькое разочарование. В школе было скучно и неинтересно. Единственное, что еще осталось освоить, было письмо. Печатные буквы я писала еще до школы, а вот прописные давались нелегко. Полгода мы писали карандашом в трёхлинеечных тетрадях. Таких уже больше нет. Современных детей не учат красиво писать. Сейчас считают, что достаточно уметь накарябать слегка понятные буковки, а уж все остальное можно напечатать на клавиатуре и оформить любым даже самым мудреным и красивым шрифтом.

Полгода, а может и весь год мы изучали букварь. Было невыносимо скучно читать в школе «Мама мыла раму, рама мыла маму», ведь дома я уже читала «Пионерскую Правду», или складывать одно яблоко с двумя, в то время, когда я уже легко складывала-вычитала в уме двузначные числа и знала наизусть таблицу умножения. Поэтому я в школе училась спустя рукава. Носила в школу художественные книжки и втихаря читала их из-под парты. Учительница, конечно, видела мои нарушения дисциплины, но пока делала вид, что не замечала. Но однажды все-таки озлилась на меня. Она вызвала меня к доске, а я, увлеченная «Черной курицей», не услышала ее приказа. Учительница отобрала у меня книжку и поставила за урок двойку. Почему-то и книжку она не вернула, видимо сохранив вещественное доказательство на случай разборок с родителями. После того конфликта я невзлюбила училку! Возможно, она и понимала, что поступила непедагогично, но в тот момент ее самолюбие было уязвлено тем, что какая-то мелочь не слушает ее с открытым ртом (как это было модно показывать в кино про школу), а занимается черт знает чем! Учительница, боясь уронить свой авторитет в глазах других учеников, даже спустя время не делала шагов навстречу, а я считала, что меня обидели незаслуженно. Поэтому нелюбовь была взаимной.

По-моему, учительница «первая моя» вообще никого из детей не любила. Ученики боялись ее как огня, зато дисциплина в классе была железная! Я так завидовала ребятам, которые иногда болели и могли не ходить в школу. Хотя бы просто, чтобы не видеть ее! Но я не болела и не пропустила ни одного дня.

Несмотря на такие трудности во взаимопонимании с педагогом, присутствия духа я не теряла и попросилась на новогоднем утреннике прочитать басню «Стрекоза и Муравей». Объяснила свое желание наличием уже готового костюма. Но это предложение не прошло у нашей «Железной леди», которая нам сказала, что басня была «не по теме» в первом классе. Тогда мы еще с одной девочкой придумали коротенькую песенку и танец «Мы белые снежинки».

Дома Клара из марли и бинтов соорудила мне костюмчик. Моей напарнице тоже сшили "снежинку", и мы выступили. Был бурный успех у приглашенной на утренник публики!

Вот тогда у меня впервые проявилась способность к стихосложению и в дальнейшем, когда я училась уже в Первой Городской школе, я сочиняла стихи, а учительница Елена Матвеевна всемерно поощряла юную поэтессу, помогая и исправляя огрехи. Иногда она отправляла меня выступать даже на вечерах старшеклассников. Эпиграфы к писавшимся на уроках изложениям и сочинениям я тоже по-быстрому сочиняла сама, не указывая автора. Обычно все проходило гладко. Ведь обычно для эпиграфа нужно было вспомнить чью-то цитату, но ничего подходящего на память не приходило. Вот я и сочиняла что-нибудь тематическое.

Этим способом я воспользовалась и на выпускных экзаменах, и на приемных в институт (все равно не поступила, но хоть за сочинение получила «отлично»!)

Через некоторое время в школе интерес к стихоплётству у меня угас и я занялась балетом. Но об этом немного позже.