Читаем Водораздел полностью

— А мы, пожалуй, пойдем спать, завтра трудный день предстоит, — вторил ему заместитель по контрразведке.

— Да уж, в принципе все понятно, Анатолия Иваныча уже не вернуть, а в ногах правды нет, — отозвался заместитель по тыловым вопросам.

— В общем, так, — обратился к своим сотрудникам начальник собственной безопасности, — вы все поступаете в его распоряжение, — он указал рукой на Брусницына, — а я уж поеду досыпать. Мне этот геморрой на хрен не нужен. И так к нам тут понаедут из верхов, всех наизнанку вывернут.

— Всем спать! — как–то чересчур весело воскликнул начальник службы конституционной безопасности полковник Усольцев.

Когда руководство разбрелось, Брусницын подошел к Егорычеву и спросил:

— Ну, что скажешь, Витя?

— Ну, окончательные выводы можно будет делать только по результатам криминалистической экспертизы, сейчас еще отпечатки снимут. Но похоже, что самоубийство. Довели человека, ничего не скажешь.

— Ладно, я тут больше не нужен?

— Ну, вот подпиши протокол, ты же тело обнаружил.

— Про вице–губернатора Мордашева в протокол занес?

— А как же. Но, сам понимаешь, с твоих слов. Пропуск ему сюда официально никто не выписывал, он ведь, сам знаешь, въезжает куда захочет.

— Ну, есть еще показания дежурного. Слышь, дежурный. Иди, протокол подпиши.

Старлей подмахнул протокол и посмотрел на Брусницына глазами, в которых была только усталость.

— Дежурный, — сказал ему Брусницын, — у тебя когда смена заканчивается?

— В восемь утра, — ответил тот.

— Короче, труповозку организуешь и можешь идти спать. Тут вот ребята остаются, — и он показал на оперативников. Затем он обратился уже к ним:

— Значит, ты проконтролируешь, чтобы тело доставили в морг нашего госпиталя, в смысле госпиталя ФСБ. Будешь сопровождать его в морг. Отвечаешь за сохранность головой. А ты останешься тут и проследишь, чтобы никто в кабинет не входил. А я поеду и попробую вздремнуть хоть пару часиков. Трудный день предстоит. Да и кого–нибудь на дежурстве оставьте до прибытия сменщика, чтобы на звонки и факсы отвечал.

Спать однако полковник не поехал. Он спустился в нижний холл управления, где его дожидались два оперативника из отдела «М».

— Короче, Михальчук, — сказал полковник, и написал что–то на листке бумаги, — это адрес городской квартиры генерала. Возьмешь пару ребят и поедешь туда. Там встанешь стеной и, если кто–то захочет туда войти, никого не подпускать на пушечный выстрел. Стой и жди моего приезда. А я возьму еще парочку ребят и поеду на дачу, где генерал последнее время жил со своей семьей. Время у нас сколько? Уже половина второго. А Мордашев ушел около половины двенадцатого. Надо поторопиться.

Брусницын с двумя своими подчиненными домчался до поселка Юбилейный, где жил с семьей генерал Гладышев, за пятнадцать минут.

Несмотря на возросшую в последнее время роль органов госбезопасности в жизни страны, генерал в отличие от глав других силовых ведомств, жил не престижном среди краевой элиты Октябрьском ущелье и не в Чердыни, а в этом достаточно бедном пригороде Великоволжска. Дом генерала также не потрясал воображение роскошью, хотя и был вполне добротным кирпичным строением.

Подъехав к дому генерала, полковник заметил черную «Волгу», стоявшую около самых ворот.

— Так, так, — произнес он, и добавил, обратившись к операм:

— На всякий случай, оружие и ксивы привести в боеготовность.

Брусницын позвонил в домофон, обратив при этом внимание, что в доме ярко горят окна первого этажа. Через полминуты дверь открыла жена генерала Светлана, одетая в халат.

— Светлана Николаевна, — обратился к ней Брусницын, — разрешите войти.

— Да–да, Леша, конечно, — ответила она, — что–то сегодня прямо все к нам сюда в гости.

— Да, а кто еще? — спросил полковник, заходя внутрь.

— Да вот, ребята приехали, сослуживцы, говорят, у Анатолия Иваныча на работе какое–то срочное совещание, и ему потребовались бумаги, которые у нас тут хранятся. А вас тоже, что ли, он послал.

— Какие ребята?

— Да я их не знаю, первый раз вижу. Ну, да подчиненных–то много у Александра Иваныча, всех разве упомнишь?

— И где же они?

— Так, в кабинете у Анатолия Иваныча, говорят, он велел все захватить.

В бумагах три каких–то персонажа, один — пиджаке, двое в джинсах и рубашках. В первом Брусницын опознал сотрудника Совета Безопасности по фамилии Егоров, во втором — начальника седьмого отдела РУБОПа майора Пархомова.

— Господа, а вы вообще кто такие? — спросил Брусницын, заходя в кабинет, — хотя кое–кого я, разумеется, знаю, вот только я понять не могу, с каких это пор РУБОП и Совет Безопасности проявляют интерес к жилищу начальника краевого УФСБ?

— Что здесь происходит? — спросила жена генерала, заходя в кабинет.

— Вы извините, Светлана Николаевна, эти господа вам что–нибудь сообщили?

— Они сказали, что их прислал Анатолий Иваныч, что у него аврал на работе… А что такое?

— Сядьте, пожалуйста, прошу вас. Мне очень жаль, Светлана Николаевна, но три часа назад ваш муж был обнаружен мертвым в своем кабинете. Предположительно, это самоубийство.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза