Подтверждаю, синьор, что я перестала искать своих братьев, удрученная необъятностью мира и бесчисленностью людских жилищ, воистину подобных бездонным колодцам; одинокая капля человеческой жизни бесследно исчезает в них. Но это не значит, что я позабыла о них; красная нить памяти непрестанно тянулась за мной по городам, замкам и селениям. И я постоянно видела вокруг себя вермилион, который в низинах именуется кровью драконов и ценится выше, чем золото, благородные камни, благовония и пряности. Вермилион полыхал везде, куда бы я ни кинула взор – сиял на лике Создателя под сводами ваших церквей, ярким пурпуром украшал одежды принцев и губы куртизанок, блестел на гербах рыцарей, ножнах мечей, конской упряжи и хоругвях городских братств, придавая всем этим совершенно несхожим вещам необычайную красоту и долговечность. Ибо, как вы хорошо знаете, вермилион не берут ни влага, ни гниль, ни черви, ни течение времени. Даже кожаные мешки, в которых его привозят в долины, приобретают необычайную мягкость, словно они изготовлены из драгоценного велина; и в то же время их невозможно разорвать или разрезать ножом, так как вермилион делает их прочнее железа. И да, синьор, я знаю, что многие алхимики уверяют, будто открыли необычный секрет дистилляции и трансмутации, что позволит им превратить застывшую руду обратно в кровь драконов; они утверждают, что тот, кто выпьет эту кровь, никогда не узнает ужаса смерти, и не коснутся его время и приговоры Создателя. И если уж зашла об этом речь, разве не удивляет вас, что набожные правители, основавшие часовни и монастыри, за дверьми тайных комнат и в окружении услужливых льстецов предаются еще более страшным суевериям, нежели те, в которых вы обвиняете несчастных вермилиан и их жен; вы преследуете их, раскапывая сеновалы в поисках собачьих черепов, которым они якобы безбожно и кощунственно поклоняются и которые тем только и отличаются от черепов простых деревенских дворняг, что попали из-под вашей лопаты прямо в этот трибунал. Вы выставляете себя на посмешище в глазах Создателя, преследуя дряхлых старух, в то время как алхимики на службе у власть имущих глумятся над святыми законами природы и не гнушаются ни бесчестием, ни грехом, чтобы сотворить невозможное. Нет, вы не можете заставить меня замолчать, ибо я хорошо знаю, что не один монах вытапливал жир из новорожденных детей и ловил в стеклянные сосуды дыхание девочек, никогда не возлежавших с мужчинами, и все это ради того, чтобы обуздать мощь вермилиона, потому что здесь, в горах, он лишь кровавый свет подземелий, оплаченный ежедневным трудом и тревогой, но вдали от Интестини он застывает в сладких грезах.
Да, признаюсь, ибо нет смысла утаивать это, мне кое-что известно о тайных знаниях алхимиков, и, находясь при дворе графа Дезидерио, я присматривалась к безбожным хитростям мастера Гильермо, астролога, делавшего предсказания его сыновьям и внукам. Тогда я взяла имя Фьямметта[10] и, да, признаюсь, соединялась с алхимиком телом, хотя он и был изможденным старцем, слабым в чреслах и страдающим от приступов лихорадки. Но я так и не призналась ему, что родилась в деревне под названием Киноварь, где из чрева земли вырывается семя желанных им секретов.