Вода в решете. Апокриф колдуньи

Скажу вам не таясь, что я обвиняла брата Сальво в утраченной молодости, так как, будучи монахом, сведущим в книгах, заговорах, заклинаниях и всевозможных дьявольских делах, он мог заранее предупредить меня об опасности, которая меня подстерегает. Однако он не заикнулся об этом ни словом. А кроме того он хотел, чтобы я овладела проклятым искусством оживления мертвых, над чем, как вы знаете, ломали голову многие монахи и алхимики, включая моего бывшего любовника, мастера Гильермо. Он извлекал из могил тела каторжников и совершал бесчисленные опыты, желая угодить графу Дезидерио, хотя, как вы знаете, он немногого добился. Мне повезло больше, и Лупе, последний из моих любовников, без труда снабжал меня свежими трупами, прежде чем сам стал жертвой моего мастерства. Нет, не я предала его смерти; как уже говорилось, это сделала кучка наймитов герцога, которые, будьте уверены, ничуть не были лучше его или благороднее. Но пока этого не произошло, сердце Лупе, вопреки всем слухам и обвинениям, скрупулезно собранным вашими собратьями, билось от собственной силы и без всякого демонического искушения склонялось к беззаконию, грабежу и бойне.

Когда же Лупе погиб в придорожной канаве, скуля и моля о пощаде, я отправилась на север, хотя и сама не знала, что ожидала найти в родных краях. Я уже понимала, что мои братья умерли для меня безвозвратно и во всем мире не найдется столько вермилиона, чтобы вернуть их. Если вы хотите знать, я не полезла на Ла Вольпе и не отправила Вироне весточки о моем возвращении с каким-нибудь доброжелательным пастухом или погонщиком мулов, но он все равно должен был услышать о моем приезде, потому что в нашем поселении мало что обходится без его внимания. А позднее, одним безоблачным днем, в Интестини прибыл наш брат Сальво, и время перевернулось. Все снова было, как в тот день, когда мама показала мне дракона, разве что теперь ярмарочным шатром стала вся деревня, называемая Киноварью, вермилиане, их жены, помощники, прислужники, пастухи и батраки играли роли животных, а мой брат Сальво должен был стать драконом, чтобы напомнить им, что на самом деле случилось и о чем так усердно они старались забыть. И потом все произошло именно так, как вы уже знаете, синьор, за исключением того, что меня не было на склонах Сеполькро, когда убили брата Рикельмо, который был и моим братом. Однако я подкинула идею убийства инквизитора своему дяде Ландольфо, а он, хвастливый, самодовольный дурак, послушался без колебаний, так сильно ему хотелось унизить монахов в сандалиях за беды просветленных и разрушение нашей деревни.

Как вы можете догадаться, Ландольфо избрал себе надежных сообщников из числа наиболее закоренелых еретиков и оставшихся в живых старейшин и, сговорившись против монахов, засиживался с ними в потайных дворах, на летних кухнях и у отхожих мест. В сущности, это была кучка кичливых, вредных стариков со впавшей грудью и трясущимися руками, но из-за отсутствия жизненных сил двигала ими ненависть, так что моим самым верным, хотя и неосознанным союзником оказался бедный падре Фелипе, который, опасаясь, чтобы его не обвинили в неумелости и медлительности в поиске ереси, не упускал ни единой возможности колкими словами отругать своих подопечных. Хуже того, желая выслужиться перед Рикельмо, он заставлял несчастных вермилиан публично признавать свои грехи и отрекаться от умерших отцов и дедов. Им приходилось стоять на площади перед храмом и громко выкрикивать самые гнусные семейные тайны, что унижало их куда больше, чем порка у позорного столба, хотя и через это им пришлось пройти, ибо, как известно, грех легче всего смыть свежей кровью. Поэтому Ландольфо в итоге решил расквитаться с вашим собратом, чтобы – в соответствии с подкинутой ему мыслью – посмеяться над ним жестоким образом и расправиться с ним, положив конец всему этому монашескому шутовству.

Вам следует знать, что мой достойный дядя действительно не догадывался, что так усердно вынюхивал инквизитор Рикельмо, и не связывал его рвение с убийством, некогда совершенным на Сеполькро, однако он хотел любой ценой унизить ненавистных монахов, которые хозяйничали в его деревне, уводя вермилиан с пути света. Добрую неделю поливал он отвагу вином и заботливо ее пестовал, и наконец однажды, когда мой брат Сальво отправился на свою привычною прогулку по холмам – ибо только вдали от деревни мог утешать себя воспоминаниями о детских забавах и говорить со мной свободно, – украдкой последовал за ним вместе с отрядом разгневанных односельчан, вооруженных палками, топорами и ножами. И хотя свое оружие они с трудом держали в обессилевших руках, желание опробовать его на монашеской шкуре оказалось сильней. Скорее всего, они не смогли бы догнать его на горной тропе – мешал возраст и выпитое вино, но Сальво знал о погоне и вышел им навстречу.