Читаем «Во вкусе умной старины…» полностью

Последнее наблюдение не совсем верно. Закалка и профилактика снегом и льдом тогда уже были значительно распространены. Та же Марта Вильмот привыкла в России к такой процедуре: "Каждое утро мне приносят пластинку льда толщиной со стекло стакана, и я, как настоящая русская, тру им щеки, от чего, как меня уверяют, бывает хороший цвет лица"[312]. Умывались, обычно, холодной водой с использованием настоев из разных трав.

Чуть более подробно мы можем рассказать о том, как и куда ходили «по нужде». То помещение, что мы сейчас называем «туалет», в доме помещика находилось в отдалении от парадных покоев и поближе к людским, а проще говоря — при входе. Прежде чем войти в переднюю, надо было подняться по лестнице, а лестница эта «обыкновенно сделана была в пристройке из досок, коей целая половина делилась еще надвое, для отхожих мест: господского и лакейского»[313].

Поскольку бегать через весь дом, особенно ночью, было затруднительно, в господских спальнях, за ширмами, находилось местечко, где можно спокойно было сделать все свои дела. Насколько это было обычным, можно узнать из рассказа В.Ф. Вяземской (жены поэта) о А.С. Пушкине: «Бывало, зайдет к нам поболтать, посидит и жалобным голосом попросит: «Княгиня, позвольте уйти на суденышко!» — и, получив согласие, уходил к ней в спальню за ширмы»[314]. Правдив ли этот рассказ, мы не знаем, да это и неважно, поскольку нас интересует примета быта — «суденышко» за ширмами. А она достоверна, как и замечание М. Вильмот о том, что еще при Петре I в России в «клозете» использовали «мягкую бумагу»[315].

А завершим очерк романтической историей, отчасти связанной с нашей темой. В одном из прежних очерков мы рассказывали о помещике Кошкареве, глубоком старце, имевшем, однако, свой «гарем» из горничных и любивший спать с ними в одной комнате. Он разделил свой дом на две половины: мужскую и женскую, и не позволял мужской прислуге приходить в те комнаты, где жили его «наложницы». Однако одна из его «горничных», влюбившись в конюха, решилась сбежать, и сумела не только договориться с возлюбленным, но и выполнить свой план. Бежала она из летнего отхожего места, которое было построено у помещика «на дворе», напротив девичьего крыльца. Сделано оно было из досок в виде шалаша и запиралось изнутри[316]. Возлюбленный девушки сумел подогнать тройку лошадей к задней стене туалета, выломать несколько досок и умчать свою милую. Правда, недалеко. Кончился побег трагично: для него — порка на конюшне, для нее — колода.

<p>Очерк XVI</p><p>Чудаки</p>

Помещик Абрам Иванович Спешнев очень любил крестить детей.

Их к нему «свозили десятками» из соседних деревень, сел и даже городов, потому что всем своим крестникам Абрам Иванович давал по рублю денег. Если же крестником был сын священника, то получал «на зубок» десятину земли[317].

Помещик Спешнев был оригинал, каких в его время было на Руси превеликое множество, от Потемкина и Суворова, до Федора Толстого-Американца, превратившего свою жизнь в непрерывную цепь анекдотов. Эпоху, в которую они все жили или, хотя бы, родились, осеняют два чудака на троне — Петр III и Павел I, а между ними — великолепная Екатерина II, никогда не упускавшая возможность разыграть эффектную сцену на зависть всей Европе.

Казалось бы — с чего это? В истории Руси: и древней, и Московской, чудаков нет, театрально-драматические эффекты ей чужды. Если кто и мог себе позволить быть оригиналом, то это цари и юродивые — «самовластцы» и «нищие духом».

Чудачество — очень интересный феномен. Скажем, весьма редки чудаки во всех странах Востока. Одного хаджи Насреддина хватает практически на всю историю Средней Азии. В Европе же чудаки, начиная с Диогена — явление постоянное. Классическая страна чудаков и оригиналов — Англия. Нашим отечественным англоманам можно посвятить целый том в обширной летописи российского чудачества. Но Англия (по крайней мере, с конца XVII века) — самая свободная в мире страна, с подчеркнутым стремлением к обособленности личности, к индивидуальности. Чудаки — это люди, которые настолько всерьез воспринимают свою свободу, что не боятся ради нее показаться странными. Чудачество напрямую вытекает из английской же поговорки: «Мой дом — моя крепость». Чтобы быть чудаком, надо быть свободным, по крайней мере, трижды: политически, экономически и духовно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология