Внутри

Он назначил мне встречу, и мне пришлось покинуть городок, ведь говорить по телефону старик категорически отказывался. Я уезжала с тяжелым сердцем, но иначе поступить не получалось. Я не знала, сколько еще Руслана продержат в больнице, когда у него получится сбежать, а сведения о пещерах были важны для нас обоих.

Дорога была долгой, и мне бы подремать, отдохнуть немного, но сон не шел. Я чувствовала себя взведенной пружиной, готовой сорваться в любой момент. Я могла сколько угодно убеждать себя, что Руслан обязательно вернется ко мне, это просто вопрос времени. В глубине души я не представляла, что буду делать, если уже потеряла его навсегда.

А те уроды наверняка думают, что спасли меня! Как и Тарасов… Они будут гордиться тем, что сделали. И почему люди так любят лезть в чужую жизнь, не разобравшись со своей собственной?

Нет, об этом лучше и не думать, слишком тоскливо становится. Пока есть возможность что-то делать — буду делать, это отвлекает.

Суражцев жил в небольшом поселке, который едва-едва выбрался из статуса деревни. Бывшему спасателю здесь принадлежал частный дом, и это было печальное жилище. Нет, в нем не царил бардак, которого следовало бы ожидать от берлоги старого холостяка. Создавалось впечатление, что лет десять назад Суражцев вышел на пенсию, пришел домой, сел в кресло, да так там и остался.

По дому он перемещался между спальней, кухней и ванной. Возможно, иногда он выходил в магазин или кто-то привозил ему продукты. Все остальное выглядело заброшенным, неиспользуемым, покрытым толстым слоем серой пыли. Как будто и не было тут живого человека, а осталась только тень!

При этом Суражцев сохранял полную ясность сознания, это я поняла сразу. Годы взяли свое над его телом, не над разумом.

— Почему ты вдруг заинтересовалась этим? — поинтересовался Суражцев, разглядывая меня через завесу кустистых седых бровей.

Он не стал предлагать мне чай, но так было даже лучше, ему не пошла бы роль радушной хозяюшки. Да и на «вы» он даже не думал ко мне обращаться, я годилась ему во внучки, если не в правнучки! Я не собиралась возмущаться, мне было все равно, кем он меня считает. Суражцев стал единственным, кто согласился со мной говорить, вот и все, что по-настоящему важно.

— Я ведь сказала, что пишу книгу…

— Ты мне это брось! — прервал меня Суражцев. — Продолжишь врать, слова тебе больше не скажу!

— Почему вы решили, что я вру?

— Потому что знаю, что найти меня было ой как непросто!

— Ну и что? Это ведь важно для книги!

— В наши дни для книги уже ничего не важно, — фыркнул он. — Те школьники, что себя писателями зовут, не думают о достоверности, и ты бы не думала. Порылась бы в интернете, там брехни хватает, а остальное придумала бы, вот и получилась бы очередная никому не нужная книжонка. Что, с перевалом Дятлова по-другому поступают?

— Может, я не хочу быть как все, а хочу научной достоверности!

— Ради научной достоверности не срываются так, как ты, в непонятную даль. Последний раз спрашиваю: зачем это тебе? А если правду не скажешь — ты знаешь, где выход.

Хм, а все это будет сложнее, чем я думала… Я чувствовала, что Суражцев не блефует, он и правда оставил мне всего один шанс. И я не собиралась спускать этот шанс на неудачную попытку обмануть его.

— Это ради моего мужа, — признала я.

— Муж твой тут при чем?

— А муж мой был тем самым маленьким мальчиком, которого вы вывели из пещер.

Вот теперь он был поражен. Суражцев замолчал — и молчал очень долго. А может, и не очень, просто для меня время будто застыло и тянулось медленно-медленно. Я ждала, потому что банально боялась его торопить. Тут любое лишнее слово может все испортить!

Суражцев устало потер глаза, тяжело вздохнул; на меня он больше не смотрел.

— Вот оно как… — наконец сказал он. — Ну и как тот пацан? Нормально у него все?

— А как вы думаете, раз я здесь и спрашиваю про шахты?

— Значит, не нормально… Но я подозревал, что так будет. Я вообще не думал, что он вырастет!

— Что же вы тогда думали?

— Думал, что помрет через месяц-другой, — признал Суражцев. — Его увезла мамка в Москву, и я не знал, что с ним стало. Но для себя решил, что помер он.

— Но почему? В газетах писали, что он жив и здоров!

— В газетах много что пишут, и тогда, и сейчас. Не был он здоров. Я даже про жив не уверен!

— Тут вы загнули…

— Тебя там не было! — перебил меня Суражцев. — Тем, кого там не было, не понять! Нужно было побывать там, подышать тем воздухом, посмотреть на то, что от людей осталось… Вот тогда можно говорить что-то. Гнилое это место, гиблое… Сжечь бы его, да разве ж такое сожжешь?

— Тогда расскажите мне все, — попросила я. — Меня там не было, это уже не исправить. Но мне очень важно знать, что вы там видели и почему пострадали другие спасатели, почему вообще случился тот обвал. Я могу рассказать вам, что стало с моим мужем…

— Не надо! Не хочу я ничего знать про того пацана. А тебе я все расскажу, тогда и поймешь, почему я не хочу знать.