Внутренний голос

На Михалыча никто не обращал внимания. При чем тут мужик с метлой, когда девяносто человек родились во второй раз.

По программе «Время» показали этот сюжет. Журналисты подсуетились, и правильно сделали. Люди должны верить в чудеса. И вот оно – чудо.

Президент в Кремлевском зале прикручивал пилоту орден, дырявил китель. Пилот взволнованно улыбался.

Михалыч тоже присутствовал на торжестве. Он сидел в зале среди немногочисленной публики, аккуратно причесанный и торжественный.

Орден ему не вручили, но в Кремль пригласили. Уважили. Кинооператор выделил Михалыча, был дан его крупный план, и вся страна смотрела и любила этого человека: бескорыстный, наивный, благородный, простой в лучшем смысле этого слова, без закоулков, человек класса «А». Он сидел, не понимая своего величия. А именно на таких держится земной шар и не падает в космическую бездну.

Круг

Утро. Цирковой двор.

Посередине двора грузовик. Стенка кузова откинута. Двое молодых грузчиков приспосабливают доски, одна подле другой, чтобы в кузов было удобно войти с земли. Одна доска упала.

– Да ладно, – сказал грузчик. – Она и так запрыгнет. Она ж циркачка.

– Но она же старуха, – возразил другой и поднял доску.

Во двор вывели белую цирковую кобылу. Она была стара, хотя на лошадях возраст не так заметен, как на людях.

Грузчики ввели ее в кузов, как в горку. Доски забросили в машину. Подняли дверцы кузова.

Сели в кабину.

День.

Грузовик с белой лошадью едет по городу. Едет медленно, потому что Первое мая и улицы запружены радостными людьми, возвращающимися с демонстрации. Над городом – цветные гирлянды, воздушные шары, маленькие дети – верхом на своих родителях. И белая лошадь – как часть праздника. Ей кидают в машину цветы. Опутывают серпантином. И она не боится. Ей кажется, что она в цирке.

Город кончился.

Грузовик едет мимо деревянных изб, курчавых палисадников.

Грузчики остановили машину. Вышли из кабины и скрылись за калиткой.

Лошадь стояла и смотрела по сторонам. Изба, в которую вошли грузчики, была крайней. Или наоборот – первой, с какой стороны смотреть. Перед ней расстилался зеленый луг. На лугу паслась молодая кобыла с жеребенком. Жеребенок бегал – легкий и трогательный, как само детство. Подбежал к матери. Она стала лизать его широким горячим языком. А он, как молоко, пил материнскую ласку.

Деревенские мальчишки и девчонки окружили грузовик. Много оживленных детских лиц и разноцветных детских глаз. И лошади снова казалось, что она в цирке.

Мимо них проехал конь-тяжеловес, таща за собой полную телегу с мешками. Чувствовалось, что телега очень тяжелая, потому что конь смотрел в землю и ничего не видел вокруг себя.

Лошади показалось, что она его узнала. Это был Мустанг: когда-то давно он был диким конем, но люди поймали его и одомашнили. Сначала он бунтовал, но со временем смирился. А может быть, лошадь обозналась. В последний год у нее сильно ослабло зрение. Да и Мустанг, если это был он, сильно переменился.

Вышли грузчики.

Один из них встал на колесо и протянул на ладони кусок пирога и сахар. Белая лошадь подобрала угощение мягкими губами. Грузчик ласково потрепал ее по шее. Потом спрыгнул с колеса и сел за руль.

Вечер.

Бойня. Двор бойни обнесен высоким сплошным забором.

Грузчики откинули борт грузовика и стали приспосабливать доски. Осторожно свели лошадь на землю.

Появился человек в плоской кепке. Стал о чем-то беседовать с грузчиками. Они закурили.

Белая лошадь стояла и ждала. Потом человек в кепке взял ее за поводок и повел в помещение. Поставил возле черного коня. Лошади показалось, что она его узнала. Это был Мустанг. А может быть, она ошиблась. Белая лошадь и черный конь стояли друг возле друга.

Вошел еще один человек в длинном клеенчатом переднике и спросил:

– Привезли?

– Привезли, – ответил тот, что в кепке.

– Ну давай, – сказал тот, что в переднике.

– А тут еще черный. Он давно стоит. Он первый.

Тот, что в переднике, взял черного коня и повел его за собой.

Черный конь обернулся и посмотрел на белую лошадь. А она на него.

– Давай, давай, – ласково, но настойчиво поторопил тот, что в переднике. И они скрылись.

Лошадь успела подумать, что это был Мустанг – тот тоже был совершенно черным. И тут она услышала его голос. Вернее вскрик. Этот вскрик как бы хлестанул белую лошадь. Она вскинулась и, порвав веревку, побежала прочь. Выбежала во двор. Двор был пуст. Ворота заперты. Она побежала по кругу, убегая от вскрика. Но круг был замкнут. И тогда лошадь собрала в себе всю мускульную энергию, помножила на волю, бесстрашие и страх – и перескочила через высокий забор. Все-таки она была циркачка.

Ночь.

Лошадь бежала, бежала куда-то, прочь от черного забора.

Мимо курчавых палисадников и деревянных изб.

Мимо высоких каменных домов по улицам города.

Мимо поливальных машин, которые смывали с улиц остатки праздника.

Утро. Рассвет.

Лошадь вбежала в цирковой двор и остановилась.

Посреди двора стоял грузовик. Стенка кузова была откинута. Двое грузчиков приспосабливали доски – одна подле другой.

– Вот она, – сказал один грузчик другому. – А ты не верил…

Они разогнулись и смотрели на белую лошадь.