Аристократки или избранные, очищают Мир вокруг себя и духовно и предметно, а кухарки не спешат браться за поганое ведро, именно потому, что сродни ему.
Что ощущала Даша во время таких «валяний», сказать сложно. Чтоб весь-то букет эмоций прочувствовать, нам, зверям избранным, помимо визуальных контактов, нужны и слуховые, и тактильные. Да, прикосновения – чем их заменишь? Может, девочка что и придумала – фантазерка ведь, выдумщица.
Меня же заботит другое.
Эволюция рода человеческого распределила роли и обязанности в такой важной сфере жизни, которая забавно именуется «половой» (на полах она часто идет), так, что мужской детородный орган выступает в роли «подающего», а женский – «ловца».
Эпитеты «сильный», «жадный», «голодный», «ненасытный» – тут не при чем.
Полагали до сих пор, что эволюция морфологическая встала, а развитие и изменения сапиенсов ушли в область мышления. А через него и вовсе во «вне», в интерфейс.
Но если этот интерфейс поисследовать, заметим одну любопытную деталь: роль мужских половых органов становится покорно-безотказной, ролью «давалки», а женский орган становится агрессором, хватателем-захватчиком. Каким-то насосом. Эти, чисто эстетические феномены, через мозг, бессознательно, через систему гормональную, неизбежно изменят и морфологию – не половых органов – кого они интересуют? – нет, но всего человечества.
И уже недалек тот день – день перехода или, как любил повторять Гегель, «скачка» – когда половые акты между мужчинами и женщинами будут массово заканчиваться засасыванием мужчин внутрь вагины, с дальнейшим их там перевариванием и превращением в исходное состояние – состояние головастика-сперматозоида. Эти злые и агрессивные сперматозоиды будут коллективно и паразитарно (что мужчинам всегда приятно) жить и размножаться в вагине, ожидая команды свыше – начать борьбу за право оплодотворения.
Так все мужское, вся мужская цивилизация, со всеми ее войнами, плутовством, выборами, сменами правительств и идеологий, финансовыми кризисами, науками, эстетикой и этикой уйдет туда, где ей самое место – в вагину.
А женщины? Станут ли они андрогенны и менее женственны?
Напротив!
Женщины, носящие внутри себя тысячи кавалеров-любовников, расцветут невероятно. У них исчезнет множество глупых, изобретенных мужчинами забот, так им мешающих, так их старящих. Мир станет прекрасным. Вместо Панически-плотоядного мира мужчин, он станет райским миром Венеры-Фрутис, и я жду этого. Каждый раз. Со страхом и мудрым признанием проигрыша.
… … …
Игорь Борисович, когда я поделился с ним своими предчувствиями, потрогал меня за лоб, потом потрогал себя, а потом сказал, что вариант будущего с бородой его устраивает больше.
Я усмехнулся – многие из нас трусоваты. Вообще, мельчаем.
… … …
С некоторых пор Николая стала очень раздражать «Крэзи». Она, иногда, вела себя вызывающе нагло, нисколько не по правилам, которые он, Николай, придумал для образа маркизы-аристократки.
Она не была нежно-покорной, она уходила в образ распутной дряни и приходила вдруг, когда вздумается, она «не подчинялась». Она мнила себя личностью.
Временами «Крези» как будто становилась ненормальной, и она провоцировала его дерзкой улыбкой, кошмарной, потому что непереводимой на язык слов.
Они давно не общались за пределами игры – они боялись, боялись разгорающейся страсти, страсти телесной близости. А она уже и была у них.
В один из таких моментов, когда «Крэзи» что-то кричала ему пьяное и обидное, он ударил ее. Ударил наотмашь по лицу, как бьют холопов. И ему понравилось. Потом он испугался, испугался нарушенного образа (своего), но то «понравилось» в тине мыслей и ощущений осталось.
И оправдание придумалось: «граф» ударил холопку – что такого?
Пусть «маркизу», но вела-то она себя, как холопка! А он строг с этикетом!
Когда мужчина впервые на Земле ударил женщину, он мигом понял безответность этого существа, и почувствовал свою беспредельную власть над ним.
Эта власть мгновенно опьянила его, еще мгновенней, чем ядовитый, дурманящий сок плода познания правды и лжи. Эта пьяная власть над женщиной, или толпой, или всем, чему присуща женская душа, хоть Землей, дает наслаждение. Больное и неизлечимое.
«Я сделаю из тебя женщину. Я выбью из тебя всю волю» – так думал он.
«Я поведу вас к счастью. Вы будете настоящими людьми, а сор вытряхнем» – так говорят «вожди».
«Крэзи» вела себя очень нежно дня два, а потом опять стала другой – дикой и (Николай боялся думать об этом, но думал) развратной.
«Ты что же, хочешь, чтобы тебя опять ударили?»
«Ну, ударь, ударь, дерьмо!»
И он не смог не отдаться этой новой страсти, бывшей сильнее всех предыдущих.
… … …
– Полинка, хорош дуться, – говорил Веня, шоркая по стене шпателем – он трудился сегодня. Полина с подбитой губой сердито молчала и мыла тарелки из-под пюре, потом спросила:
– Что нашло-то на тебя вчера, как зверь был.
– Веришь, вроде, как и не я это был! Водка, должно быть, паленая – не бери больше такую.
А тебе идет с косичками, на негритянку похожа.
– Сам ты негр.
– С тобой станешь негром – до угля там все истер. Почернело.
– Вот дурак.