Внеклассное чтение

Старик Джошуа, запекая на заднем дворе кролика на вертеле (кроликов он не держал – зачем держать кроликов, которые и так весь земной шар насквозь изрыли?), и, слушая в пол-уха юную болтовню: «Если я узнаю, что у тебя другая, я тебя задушу! – Пойдем к реке, ну пойдем скорее! – Дай, я тебя укушу! – Эй, ты чего! Больно!» – думал, что старого индюка пора менять, и что погода стоит неплохая пока, и что ужинать втроем будет веселее.

Мысли текли, как река и, как река, были бесконечны.

… … …

Я встретил Гришу, он был слегка «под шафе» (шел двенадцатый час, утро еще), у него была, невольно фокусирующая взор собеседника, трехдневная, почти Голливудская небритость и разбита губа.

– Ты чего это? Зачем ты так?

Он плюнул на асфальт, он достал бутылку и предложил «по глотку», я отказался, а он нет, и он начал рассказ.

«Короче, я надумал сходить в ларек, взять в долг сигарет, Нинка дает, но не всегда. Тапочки-то у меня были – вот эти самые, а брюки Светлана Петровна только что погладила и повесила на зеркало проветриваться – я подумал: чего я в тапочках и в брюках попрусь в ларек? Людей смешить. Ну и не в трусах же. Я, короче, надел штаны для леса, мне Борисыч свои отдал – ему велики. Так-то они нормальные, целые всюду, но пояса нет, отпорот для чего-то – а кого волнует? Я сбоку их в кулак стянул и пошел, вроде как, подбоченясь.

В ларьке не Нинка была, а какая-то новенькая, белобрысая вобла, и я понял: кранты – она не даст».

Рассказ начал мне нравится своей простой правдой – правдой обыденности. Мы присели на парапет по-воробьиному, я стал слушать дальше.

Гриша заметил, что белобрысые, патлатые воблы только кажутся красивыми, потому что нас так приучили, для рекламы, а я сказал, что брюнетки ничуть не лучше, и что неплохо бы принять закон, чтобы все продавщицы брились наголо – чтоб не отвлекать мужчин, зашедших в ларек, от дел.

Гриша сказал, что достаточно шапочек, и продолжил:

«Я спросил, где Нинка – оказалось, через квартал, в другом ларьке, и я понял, что не дойду, рука затечет, а правой перехватишься, скажут, мужик ствол прячет, изогнулся весь.

Говорю «вобле»: «Девушка, дай хоть шнурок какой или хоть нитку».

Нитки у нее были, «мулине», мать их, а мне куда тюлечок-то целый, я говорю: «Ты давай, надорви этикетку, и немного отмотай – кто там их меряет».

А она видит – штаны, конкретно, спадывают, вышла из-за прилавка: «Давайте, я вам завяжу». Я разве против? Накрутила чего-то, узлов каких-то морских, и я пошел.

Короче, вечером просыпаюсь у себя в кресле-кровати, башка трещит, а Светлана Петровна спрашивает: «С кем гулял?»

Я ей, типа, с Аликом.

А она сует мне волос длинный такой, светлый: «С Аликом или Аликой? Все штаны в бабьих волосах!»

Я Светлане Петровне спокойно объясняю, что волос, наверняка, «воблы» из ларька, и, поди,

прилип, когда она Борисыча штаны мне своим мулине подвязывала.

У Светланы Петровны глаза зажглись, как фонарики.

«А где был и что в это время делал Борисович? Не скажешь?»

Я честно повинился – «не скажу».

И она применила «бакоружие» – тапочкой зафинтилила».

Чтобы поддержать тему, я рассказал, что поскольку у блондинок волос больше, чем у брюнеток, то их и выпадает больше, а будь на месте «воблы» брюнетка, возможно, Светлана Петровна ничего бы постороннего на штанах и не увидала.

И еще, тоже в тему, рассказал Грише, что очень похудел в ягодицах, и теперь штаны сзади висят, как рюкзак пустой. Заодно спросил, не смешно ли смотрюсь.

Но Гриша очень точно возразил:

«Люди видят то, что их интересует, и ничего кроме».

Когда он ушел, я понял, что не спросил: кто учит нас тому, что нам интересно.

… … …

Из переписки Ника и Крэзи:

«Вчера я «его» боковым зрением напрягал – смотреть в сторону Центрального парка, прикинь, он туда поглядывал – совпадение? Похоже, сенсором можно управлять через линзу».

«Было бы здоровски, если они встретятся. Как думаешь, в парке? Её фиг вытащишь.

А ему девушки интересны, или он «тот»? Моя только на работу, в магазин и на диван. Вся комната в пустых фуфыриках».

«Не, он часто смотрит на женские прически, оборачивается – просто придурок».

«Чего это? Тебе лысые нравятся?»

«Ага. А попробуй у «своей» что-нибудь на голове «замутить». Косички-афро.»

«Попробую, «покажу» ей красивые вещи. Может, заинтересует. Если мы их познакомим – что дальше? Мне кажется, моей так не хватает любви, хоть капли».

«Не думал. Могу снять квартиру, придется на свое имя – а будет кайфово!»

«Блин. Я не думала об этом».

«О чем?»

«Мы с тобой. Мы будем там».

«Это же круто, Крэзи, это круче всего… Пока, маркиза».

«До свидания, граф».

… … …

Замечу, что «за границами переписки», в обычной речи и Николай и Даша свободно владели русским языком, и даже многие слова произносили «академично» – «фольга» с ударением на «о». Это кошмар. И то и то. И их жаргон в «почте», и «фольга». Душно.

… … …

Скоро, очень скоро трезвый и злой осенний ветер начнет срывать увядшие листья с засыпающих веток, и гнать их желтыми ручьями по пересохшим, холодным тротуарам в дальние сумерки вечера.

И я тоже начну собираться в путь. Нечего тут делать.