Внеклассное чтение

Я помню, как Андрюша Уломский, еще молодой доктор, в разговоре об инерции поля довольно сердито доказывал, что сравнивать возможно только величины одного класса, и если уж мы ухватились за понятие «скорость», так нам следует отказаться от понятия «масса», а заодно и «инерция», введя простой коэффициент перехода энергии в различные состояния. Ведь и время – просто условный момент – скорость поворота Земли.

Он тогда приплел еще и несчастного Эйнштейна, заявив, что «старик не допёр», а кривизна пространства есть не следствие присутствия масс, кривизна – следствие его (пространства) волнообразности.

А потом разговор зашел о «треморной» модуляции квази-отраженной волны, и о том, что такая модуляция, в принципе, способна создавать виртуальные маски-линзы.

А потом присутствующие рассмеялись, и кто-то сказал, что телевизионные компании всем нам головы поснимают.

И разговор о линзах прекратился.

Теперь, спустя годы, похоже, «линзы» появились, как развлечение для обеспеченных игроков.

Мика ушла, а Даша подошла к окну, и с минуту наблюдала за беседующими у стеклянного столика «папами», наблюдала всю «эту скукотень», размышляя: «Как играть живыми людьми?» – потом села и быстро, не думая, написала тому, кого она и знала и, одновременно, не знала уже много лет – «Нику»: «Привет, это «Крэзи», можно сыграть».

Она вспомнила, что они не общались уже несколько месяцев: «Хоть бы его уже и не было вовсе!»

И она добавила адрес загадочного сайта.

… … …

Но почему она не обратилась к знакомым, хотя бы к юношам-приятелям, тем юношам, что, как и она, жили без проблем, жили в «плюшевом мире», мире заваленном конвертиками с «сюрпризами»?

Все очень просто – Даша была лидером (но не признавалась в этом! Стеснялась, понятно). Ее место было на капитанском мостике, она это чувствовала. А что юноши-приятели? Они, если и были «ведомыми», то так медленно и с такими несусветными запросами (а голоса были девчачьи визгливы!) и претензиями, что любая мечта и фантазия рядом с ними превращалась в пошлость, типа: «А сколько стоит? У-у-у. А-а-а.»

И потом, как все обеспеченные молодые люди, они очень несмешно шутили – деньги и смех рядом не живут. Смех – это реакция интеллигентного ума на полный кризис в кошельке.

А юноши-приятели очень раздражали еще вот чем – они были очень эгоистичны. До хамства. До желания драть за уши. Им плевать было на остальных, а Даше нет. Даше хотелось, чтобы все (ни капли не выдумываю – Все!) были чуточку счастливей.

Эгоизм – одно из самых заразных и плохо поддающихся лечению психических заболеваний. Попытки вылечить его традиционными методами приводят лишь к тому, что эгоизм трансформируется, принимая причудливые формы: то он притворяется аскезой, где «сквозь дырки плаща сквозит тщеславие», то становится слезливой гуманитарной помощью тем, кто ждет иного, а то вдруг, постигнув «сокровенное», начинает поучать нас, пупея от собственной мудрости и ясности во всем.

Кульминация болезни – альтруизм, или нестерпимое желание сделать всех людей счастливыми. Больной полагает, что кроме него, о счастье никто не знает – в чем оно?

Больной любит людей (абстрактных) – одно это настораживает – сколько преступлений на Земном шаре совершается из любви к выдуманным людям, сколько народа полегло в войнах из-за исступленной любви. К «народу».

Эгоизм оправдывает шепотом жестокость.

Эгоизм потихонечку развратничает.

Эгоизм – лжец. А значит – не Жизнь.

Его не лечит ни Время, ни Баня страданий, ни Логика.

Исцеление наступает само, и внезапно – причины его неизвестны.

Я пишу об эгоизме так свободно, потому что болен им. Болен насквозь. Именно поэтому (чтобы не причинять живым людям страданий) я изолирован от общества, я погружен в Магический Кукольный Театр – там я казню обидами и награждаю влюбленностью, заставляю плакать от скуки и смеяться над тем, что не смешно.

Иногда я поворачиваю, ставшее каменным за годы затворничества, лицо в зал и смотрю из-за занавеса: «Не вернуться ли? Вдруг это уже не болезнь?»

… … …

Бен и Молли познакомились на вечеринке в честь окончания школы, и стали так интересны друг другу, что теперь без конца целовались (первый раз это случилось на индюшачьей ферме у старика Джошуа, куда они заехали, чтобы передать любителю индюков, ставший ненужным, старый холодильник с чмокающей на весь дом дверцей от миссис Гарнер, там речка красивая – располагала, ну и понеслось), но без глупостей – Молли умела держать себя в руках, несмотря на дрожь и трепет, и она могла пока что вовремя отскочить и крикнуть: «Все! Хватит, Гарнер, а то у тебя одно на уме – «Осторожный стрелок»!»

И при этом так лукаво взмахивала пестрым подолом мексиканской юбки, которые только вошли в моду, что Бен подпрыгивал.

Ферма Джошуа стала их местом, их райским садом. Там даже трава была к ним нежна, и прохладные тропинки, и песчаные, полные любовной неги берега.