Читаем Вне рутины полностью

Іерихонскій поднялся изъ-за стола, отправился къ себѣ въ спальню и вернулся оттуда со шкатулкой палисандроваго дерева съ бронзовыми скобками на углахъ и съ перламутровой инкрустаціей на крышкѣ — очень старинной работы. Онъ отворилъ шкатулку, вынулъ оттуда полинялый красный сафьянный футляръ и, доставъ изъ него браслетъ съ крупными брилліантами и рубиномъ посрединѣ, сказалъ Манефѣ Мартыновнѣ:

— Пожалуйте… Прошу передать отъ меня…

— Мерси, мерси, Антіохъ Захарычъ… — говорила та.

— Но подъ условіемъ возвратить, если-бы дѣло, храни Богъ, не состоялось, — прибавилъ онъ еще разъ.

— Да непремѣнно, непремѣнно. Желаете росписку можетъ быть?

— Вѣрю такъ. Мы сосѣди, и я къ вамъ приглядѣлся.

Онъ махнулъ рукой, помолчалъ и спросилъ:

— Можетъ быть, многоуважаемая, вы интересуетесь посмотрѣть на остальныя драгоцѣнности, которыми будетъ владѣть Софія Николаевна въ случаѣ ея согласія на бракъ?

— Покажите, Антіохъ Захарычъ.

Іерихонскій вынулъ изъ шкатулки три нитки жемчуга, дамскіе часы съ эмалью и брилліантами, съ золотой цѣпочкой, брилліантовое ожерелье, нѣсколько колецъ съ брилліантами, серьги.

Манефа Мартыновна разсматривала драгоцѣнности и шептала:

— Прелесть, прелесть… Восторгъ что такое!

Іерихонскій держалъ въ рукѣ колечко съ брилліантомъ, рубиномъ, сапфиромъ и изумрудомъ.

— Въ виду того, что вы обѣщаетесь возвратить въ случаѣ неудачи моего предложенія, позвольте къ браслету присоединить и это колечко.

— Да ужъ на первый-то разъ, я думаю, довольно, — отказывалась Манефа Мартыновна.

— Возьмите, возьмите. Молодыя дѣвушки любятъ брилліанты. Надѣнетъ на пальчикъ его, оно заблеститъ и это можетъ расположить Софію Николаевну въ мою пользу, — настаивалъ Іерихонскій.

Манефа Мартыновна взяла.

— Балуете вы Соняшу. Ахъ, какъ балуете! — говорила она.

— Боже мой! Только-бы расположить.

Черезъ полчаса она съ дарами для дочери уходила отъ Іерихонскаго домой. Іерихонскій нѣжно поцѣловалъ при прощаньи у ней руку, проводилъ ее по лѣстницѣ до ея квартиры, позвонился для нея, еще разъ приложился къ рукѣ и раскланялся.

<p>XXI</p>

Соняша сама отворила матери дверь, пропустила ее въ прихожую и иронически спросила:

— Насладились-ли?

— Ахъ, Соняша! Напрасно ты такъ насмѣхаешься надъ нимъ, — отвѣчала мать, входя въ комнаты. — Изъ моихъ разсказовъ ты сейчасъ увидишь, что это прекраснѣйшій человѣкъ и рѣдкой души.

— Вы вѣдь и раньше такъ говорили.

— Но сегодня я заручилась многими и многими доказательствами, что это превосходнѣйшій человѣкъ. Не глумиться тебѣ надъ нимъ надо, а пойти завтра въ церковь и поставить свѣчку Николаю угоднику, покровителю бѣдныхъ невѣстъ. Да, да… Это слѣдуетъ сдѣлать.

— Позвольте… Чѣмъ-же это васъ т. жъ очаровалъ Іерихонскій? — спросила Соняша съ усмѣшкой.

— Многимъ и очень многимъ. А вотъ пока получи кое-что — и можетъ быть это и тебя очаруетъ.

Манефа Мартыновна полѣзла въ карманъ, вынула оттуда два сафьянныхъ футляра съ браслетомъ и кольцомъ, открыла ихъ и протянула ихъ Соняшѣ.

Та попятилась.

— Что это? — спросила она.

— Брилліантовый браслетъ и кольцо тебѣ въ подарокъ. Нѣтъ, какая предупредительность!

Дочь не брала.

— Я не возьму, — сказала она. — Пошлите ему ихъ обратно.

— То-есть какъ это обратно? Тебѣ посылаетъ эти два подарка твой женихъ, — проговорила мать.

— Я не считаю еще его своимъ женихомъ, — покачала головой Соняша. — Я ему не давала еще слова.

— Но вѣдь ты въ принципѣ согласилась.

— Мало-ли, что я въ принципѣ согласилась! Вчера я согласилась, а сегодня могла отдумать.

— Соняша! Да вѣдь ты изъ меня подлячку дѣлаешь! — воскликнула Манефа Мартыновна. — Вчера-же ты мнѣ сказала… вчера или сегодня, я не помню хорошенько, что ты въ принципѣ согласна.

— Что такое принципъ? Принципъ — нуль. Но у меня есть еще детали.

— Онъ и на всѣ детали согласенъ. На всѣ, на всѣ… Вотъ я тебѣ сейчасъ все разскажу.

— Да и разсказывать нечего. Нѣтъ, очевидно, вы тутъ что-нибудь перепутали. Какъ можно принимать цѣнные подарки, если мы еще ни въ чемъ не условились.

— На все, на все согласенъ. Онъ даже навстрѣчу намъ идетъ. Предлагаетъ то, о чемъ мы даже еще и не уговорились съ тобой, какъ слѣдуетъ. Онъ мнѣ сказалъ, что согласенъ даже на то, чтобы я жила вмѣстѣ съ вами, если ты этого захочешь.

— Ну, не думаю я, чтобы я на это согласилась, — опять покачала головой Соняша.

— Какъ? Мать родную?.. И ты мнѣ это въ глаза говоришь? — вскричала Манефа Мартыновна.

— Не кричите, не кричите. Это вопросъ второстепенный, — остановила ее дочь. — Но если ужъ вы съ нимъ въ такія откровенности пустились, то намекнули-ли вы о томъ, что я считаю самымъ существеннымъ? Это о безпрекословной выдачѣ мнѣ отдѣльнаго вида на жительство при первомъ моемъ требованіи?

— Разумѣется, не говорила объ этомъ. Какъ я могу говорить о такихъ предметахъ, если человѣкъ мнѣ суетъ брилліантовые подарки для передачи тебѣ! Объ этомъ ужъ ты сама скажешь. Да вѣдь ты говорила, что у тебя будутъ предъявлены ему письменныя условія. Письменныя-то ужъ все какъ-то лучше, деликатнѣе. Возьми браслетъ-то, надѣнь на руку, посмотри, какая это прелесть.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сборник рассказов

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература