Іерихонскій поднялся изъ-за стола, отправился къ себѣ въ спальню и вернулся оттуда со шкатулкой палисандроваго дерева съ бронзовыми скобками на углахъ и съ перламутровой инкрустаціей на крышкѣ — очень старинной работы. Онъ отворилъ шкатулку, вынулъ оттуда полинялый красный сафьянный футляръ и, доставъ изъ него браслетъ съ крупными брилліантами и рубиномъ посрединѣ, сказалъ Манефѣ Мартыновнѣ:
— Пожалуйте… Прошу передать отъ меня…
— Мерси, мерси, Антіохъ Захарычъ… — говорила та.
— Но подъ условіемъ возвратить, если-бы дѣло, храни Богъ, не состоялось, — прибавилъ онъ еще разъ.
— Да непремѣнно, непремѣнно. Желаете росписку можетъ быть?
— Вѣрю такъ. Мы сосѣди, и я къ вамъ приглядѣлся.
Онъ махнулъ рукой, помолчалъ и спросилъ:
— Можетъ быть, многоуважаемая, вы интересуетесь посмотрѣть на остальныя драгоцѣнности, которыми будетъ владѣть Софія Николаевна въ случаѣ ея согласія на бракъ?
— Покажите, Антіохъ Захарычъ.
Іерихонскій вынулъ изъ шкатулки три нитки жемчуга, дамскіе часы съ эмалью и брилліантами, съ золотой цѣпочкой, брилліантовое ожерелье, нѣсколько колецъ съ брилліантами, серьги.
Манефа Мартыновна разсматривала драгоцѣнности и шептала:
— Прелесть, прелесть… Восторгъ что такое!
Іерихонскій держалъ въ рукѣ колечко съ брилліантомъ, рубиномъ, сапфиромъ и изумрудомъ.
— Въ виду того, что вы обѣщаетесь возвратить въ случаѣ неудачи моего предложенія, позвольте къ браслету присоединить и это колечко.
— Да ужъ на первый-то разъ, я думаю, довольно, — отказывалась Манефа Мартыновна.
— Возьмите, возьмите. Молодыя дѣвушки любятъ брилліанты. Надѣнетъ на пальчикъ его, оно заблеститъ и это можетъ расположить Софію Николаевну въ мою пользу, — настаивалъ Іерихонскій.
Манефа Мартыновна взяла.
— Балуете вы Соняшу. Ахъ, какъ балуете! — говорила она.
— Боже мой! Только-бы расположить.
Черезъ полчаса она съ дарами для дочери уходила отъ Іерихонскаго домой. Іерихонскій нѣжно поцѣловалъ при прощаньи у ней руку, проводилъ ее по лѣстницѣ до ея квартиры, позвонился для нея, еще разъ приложился къ рукѣ и раскланялся.
XXI
Соняша сама отворила матери дверь, пропустила ее въ прихожую и иронически спросила:
— Насладились-ли?
— Ахъ, Соняша! Напрасно ты такъ насмѣхаешься надъ нимъ, — отвѣчала мать, входя въ комнаты. — Изъ моихъ разсказовъ ты сейчасъ увидишь, что это прекраснѣйшій человѣкъ и рѣдкой души.
— Вы вѣдь и раньше такъ говорили.
— Но сегодня я заручилась многими и многими доказательствами, что это превосходнѣйшій человѣкъ. Не глумиться тебѣ надъ нимъ надо, а пойти завтра въ церковь и поставить свѣчку Николаю угоднику, покровителю бѣдныхъ невѣстъ. Да, да… Это слѣдуетъ сдѣлать.
— Позвольте… Чѣмъ-же это васъ т. жъ очаровалъ Іерихонскій? — спросила Соняша съ усмѣшкой.
— Многимъ и очень многимъ. А вотъ пока получи кое-что — и можетъ быть это и тебя очаруетъ.
Манефа Мартыновна полѣзла въ карманъ, вынула оттуда два сафьянныхъ футляра съ браслетомъ и кольцомъ, открыла ихъ и протянула ихъ Соняшѣ.
Та попятилась.
— Что это? — спросила она.
— Брилліантовый браслетъ и кольцо тебѣ въ подарокъ. Нѣтъ, какая предупредительность!
Дочь не брала.
— Я не возьму, — сказала она. — Пошлите ему ихъ обратно.
— То-есть какъ это обратно? Тебѣ посылаетъ эти два подарка твой женихъ, — проговорила мать.
— Я не считаю еще его своимъ женихомъ, — покачала головой Соняша. — Я ему не давала еще слова.
— Но вѣдь ты въ принципѣ согласилась.
— Мало-ли, что я въ принципѣ согласилась! Вчера я согласилась, а сегодня могла отдумать.
— Соняша! Да вѣдь ты изъ меня подлячку дѣлаешь! — воскликнула Манефа Мартыновна. — Вчера-же ты мнѣ сказала… вчера или сегодня, я не помню хорошенько, что ты въ принципѣ согласна.
— Что такое принципъ? Принципъ — нуль. Но у меня есть еще детали.
— Онъ и на всѣ детали согласенъ. На всѣ, на всѣ… Вотъ я тебѣ сейчасъ все разскажу.
— Да и разсказывать нечего. Нѣтъ, очевидно, вы тутъ что-нибудь перепутали. Какъ можно принимать цѣнные подарки, если мы еще ни въ чемъ не условились.
— На все, на все согласенъ. Онъ даже навстрѣчу намъ идетъ. Предлагаетъ то, о чемъ мы даже еще и не уговорились съ тобой, какъ слѣдуетъ. Онъ мнѣ сказалъ, что согласенъ даже на то, чтобы я жила вмѣстѣ съ вами, если ты этого захочешь.
— Ну, не думаю я, чтобы я на это согласилась, — опять покачала головой Соняша.
— Какъ? Мать родную?.. И ты мнѣ это въ глаза говоришь? — вскричала Манефа Мартыновна.
— Не кричите, не кричите. Это вопросъ второстепенный, — остановила ее дочь. — Но если ужъ вы съ нимъ въ такія откровенности пустились, то намекнули-ли вы о томъ, что я считаю самымъ существеннымъ? Это о безпрекословной выдачѣ мнѣ отдѣльнаго вида на жительство при первомъ моемъ требованіи?
— Разумѣется, не говорила объ этомъ. Какъ я могу говорить о такихъ предметахъ, если человѣкъ мнѣ суетъ брилліантовые подарки для передачи тебѣ! Объ этомъ ужъ ты сама скажешь. Да вѣдь ты говорила, что у тебя будутъ предъявлены ему письменныя условія. Письменныя-то ужъ все какъ-то лучше, деликатнѣе. Возьми браслетъ-то, надѣнь на руку, посмотри, какая это прелесть.