Третий пациент, с которым познакомился Э. Маргеттс, пережил наиболее радикальную краниотомию. Если взглянуть на его фотографии, то в шляпе он выглядит совершенно обычным человеком. Но снимок, на котором он запечатлен без головного убора, поистине изумляет. У больного отсутствует вся верхняя часть свода черепа. На рентгенограмме видно отсутствие около 30 квадратных дюймов мозговой капсулы. В 1940 году этот полицейский ударился головой о дверь. В 1945 году ему сделали первую операцию, чтобы избавить его от головных болей. На протяжении семи последующих лет он перенес множество операций, точное число которых осталось Э. Маргеттсу неизвестно. По словам этого мужчины, операции были очень болезненными, но знахарь ничего не делал для того, чтобы унять боль. Несмотря на утрату столь значительной части черепа, пациент сохранил дееспособность и прожил долгие годы. Единственное неудобство – для механической защиты мозга ему пришлось изготовить пластиковую подкладку для шляпы. В 1962 г. британский врач Коксон смогла установить точное число перенесенных этим человеком операций – 35! «Хотя он слегка потерял свой череп, в шляпе и с неограниченным количеством аспирина головных болей он не испытывает и стал успешным фермером. Очень благодарный пациент».
В 1985 году датские журналисты Кирстен и Лейф Йаппе сняли фильм под названием «Сельский врач» о деятельности нынешнего знахаря из племени Кизии. В документальной ленте показано, как сельский доктор лечил от мигрени молодую женщину. Ее муж и родственники присутствовали при операции, сидя неподалеку у костра. В этом фильме причудливо переплетаются приметы нового и старого жизненного укладов. «Операционным столом» служит большой, свежий и предварительно вымытый лист банана. На нем разложены инструменты – традиционные ножи, коровий рог и современные скальпели. Перед тем как начать лечение, в жертву приносят козу. Потом ее жир войдет в состав снадобья, которое накладывается на рану для скорейшего заживления. В мазь добавляют также древесный уголь и местные травы. По прошествии трех дней после операции пациентка считается здоровой. На ее голове навсегда останется рубец от раны, которая не ушивается – как своеобразный знак отличия.
Но возможно ли построить «мостик» во времени между подобными этнографическими примерами, отражающими поздние культурные практики современных носителей традиционных культур, и событиями археологического прошлого? Ведь все человечество прошло долгий путь развития, и кажущиеся сегодня примитивными «медицинские приемы» народных целителей могут быть вторичными и возникшими, в силу обстоятельств, совсем недавно.
Но иногда такая возможность появляется. В 2014 году автору посчастливилось обследовать уникальный объект в парижском Музее Человека (составной части Музея естественной истории). События, связанные с поступлением в европейский музей этого экспоната, заслуживают описания на страницах приключенческого романа. А его изучение с позиций научных знаний, накопленных в XXI веке, помогает пролить свет на сложно организованную жизнь средневековых обитателей африканского континента (Медникова, 2018).
Итак, еще в 1897 году французские антропологи Анри Мальбо и Рене Верно опубликовали статью о необычной хирургической практике коренного населения Алжира, находившегося в тот момент под контролем колониальной администрации. Так впервые был описан феномен «страны народных знахарей-трепанаторов» в горах Орес. Народные целители использовали специальные хирургические инструменты под названием менчар и брима – своеобразные варианты пилки и сверла. Эти хирурги принадлежали к большой семье, которую французские антропологи называют les Inoublen, обращая внимание на благородное происхождение этих людей. Прослежено как минимум 8 поколений, в роду которых передавались эти знания. Не исключалось, что ранние трепанаторы Северной Африки были современниками Абулькасиса, оставившего в X веке письменные указания о проведении операций. А. Мальбо и Р. Верно опирались на сообщения французских военных врачей от 1865 и 1867 гг. о существовании «трепанационного центра» в местности Джебель Шешар. Именно отсюда происходит берберский череп со следами операционного воздействия, который хранится в Музее Человека с конца XIX века.