Вместе и врозь

Мне еще предстоит организовать для одного из блоков (шестого) душ из морской забортной воды и продержать ящик под непрерывным потоком не менее суток, но это я думаю проделать ближе к дому.

Вероятно, с точки зрения профессиональной, так сказать, в плане повышения квалификации, это путешествие мне ничего не прибавит. И все-таки я доволен, что все сложилось так, как сложилось.

5 августа

С утра хмуро и болтает изрядно. Низкая облачность сулит новый дождь. Берегов не видно. Когда судно ложится на борт, рычит кингстон. Боцман с матросами наводят порядок на палубах. Он, как всегда, в бывших когда-то белыми, а нынче грязно-коричневых шортах, с устрашающим ножом у пояса, в красной косынке на голове. Ни дать ни взять — пират адмирала Дрейка! (Замполит по прозвищу Помпа, бывший военный моряк и аккуратист высшего разряда, каждый день вычитывает боцману за "экзоцицеский" вид, но старик пропускает все сентенции на эту тему мимо ушей.)

Горизонт расплывается в бело-серой мути. Где кончается море и начинаются облака, различить невозможно. Радиопеленгатор не работает. Радиолот барахлит. Локатор еле дышит, и доверять его показаниям рискованно. Штурмана нервничают.

Старший помощник успокаивает штурманов:

— А как же Колумб устраивался? Завидный оптимизм, я бы сказал. Постепенно светлеет, хотя мелкий-мелкий дождичек и не думает прекращаться.

Справа по борту великолепнейшая радуга. Занятно — радуга начинается и заканчивается в каких-нибудь двухстах-трехстах метрах от судна. К тому же радуга еще и отражается в океане, и мы идем будто в нимбе, будто в кольце! В жизни такого еще не видал. Красотища!

Стармех читает лекцию о порядке проведения очередного технического осмотра:

— Раз нам выпала карта плавать на данном, прямо скажу, весьма пожилом и плохо ремонтированном судне, то надо его беречь… и проявлять постоянно высокую техническую бдительность. Как говорят японцы: "Умереть нетрудно, жить трудней"…

Никто на всем пароходе так не надрывается, как машинная команда. И неудивительно — машина старая, запасных частей нет, кругом море. Ребята и работают на совесть, и стараются, где только можно, что-то изобрести, выдумать.

Я было сказал стармеху:

— Ну, что вы их все учите, мораль читаете, они же сами понимают и стараются…

— Понимают? Конечно, понимают, — легко согласился стармех, — только должность у меня такая: положено учить и требовать, требовать и учить!

Что было возразить?

Смолчал, подумав:

"До чего же отвратительная штука — активное занудство".

Потом я все-таки нашел случай высказаться на эту тему, правда, сформулировал свою мысль поделикатнее:

— Когда людей ругают слишком часто и слишком усердно, результат всегда один — человек озлобляется.

— Это верно, — сказал стармех. И, оглянувшись, понизив голос, добавил. — Знаешь, как я его ненавижу. — И он мотнул головой в сторону капитанского мостика. — Страшное дело — состарившаяся тупость.

Признаться, я совершенно не ожидал такого поворота и подобного откровения, и единственное, что нашелся ответить:

— А что говорят на этот счет японцы?

— "Раз есть начало, будет и конец", — не задумавшись ни на секунду, выпалил стармех.

Да-а, странный получился разговор. И огорчительный вывод приходится сделать: все-таки я еще плохо разбираюсь в людях.

Сначала капитан мне очень понравился, а стармех нет. Через какое-то время мое отношение к капитану резко изменилось, вероятно, тут был большой перегиб: судоводитель он классный, делу предан, знает много, а стармех стал казаться куда симпатичнее, чем вначале, хотя он, конечно, и порядочный зануда…

Раньше я совсем не думал, как должны складываться отношения с людьми, как правильно оценивать того или другого человека. В электронной схеме напортачить — да, страшно, в расчете сопротивлений наврать — тоже. А жизнь подсказывает — это еще неизвестно, где и в чем опаснее ошибаться — в железках или в людях.

Неожиданно по громкой связи передали: "Товарищ Габов, срочно поднимитесь в радиорубку. Повторяю: товарищ Габов, срочно поднимитесь в радиорубку".

Бегу и думаю: что случилось? Неужели какой-нибудь блок смыло?

Влетаю на палубу, а там стоят человек десять — кто со шваброй, кто с ведром — и, как только я появляюсь, выдают черт знает какую какофонию да еще орут по складам:

— По-здрав-ля-ем! По-здрав-ля-ем!..

Сначала я ничего не мог понять. Но когда из радиорубки вышла буфетчица Нюра и протянула мне тарелку со здоровенной лепешкой из бисквита, обмазанной сгущенным молоком, разукрашенной разводами из варенья, и объявила:

— Торт тропикаль — имениннику, — тогда я наконец сообразил: 5 августа сегодня, действительно это день моего рождения! И тут же подумал: "Но они-то откуда узнали?"

Однако долго гадать не пришлось: следом за Нюрой из рубки вышел радист, в руках он держал бланки радиотелеграмм и потребовал, чтобы я сплясал.

Глупо или нет — плясать, а уж такая традиция! Пока не спляшешь, не отдаст.

С дурацкой улыбкой под бредовый аккомпанемент всей банды откалываю какие-то коленца, благодарю за внимание и получаю радиоприветы с Большой земли.