Влюбленный злодей

– Во-первых, раны были отнюдь не тяжкие, – начал я отвечать на вопрос окружного прокурора. – И когда Амалия Романовна решилась дать свое согласие на врачебный осмотр дочери – а прошло уже достаточно много времени после мнимого на нее нападения, – из трех ножевых ранений врач приметил лишь один небольшой след или рубец, который бывает от глубокой и загноившейся царапины. Не пореза даже, а царапины, – уточнил я. – Раны и побои отнюдь не мешают Юлии Александровне уже на второй день после якобы нападения на нее веселиться и танцевать на балу у губернатора.

– Во-вторых, – продолжил я, – нанесение себе увечий различной тяжести случается с подобными больными довольно часто. И ножевые ранения Юлии Александровны были ничто по сравнению с двумя случаями, о которых мне поведал уже упоминаемый мною доктор Найтенштерн.

Первый случай произошел в губернском городе Вильно в самом конце прошлого века. Молодая и привлекательная девушка из хорошей семьи задалась целью стать предметом восхищения и изумления мужчин и одновременно отомстить одному из них за то, что год назад он предпочел ей другую. Хочу заметить, что этот мужчина был блестящим ученым-медиком, известность которого вышла за границы Российской империи и грозила в скором времени распространиться на всю Европу. Перспективы его были исключительные, ведь ему было всего тридцать два года. Он ничего ей не обещал, не ходил в женихах и не ухаживал за нею. Просто из известных ему женщин он выбрал для дальнейшего знакомства не ее. Так вот…

Инструментом для мести она избрала себя. И свое здоровье. Начала она с того, что втыкала в себя сотни иголок, вызывая нагноение. Когда же начиналось воспаление, она требовала, чтобы его вырезали вместе с воспаленными частями тела. Этот бедный доктор не понимал, в чем тут дело, ведь лечение проходило так, как нужно. Болезнь должна была уйти, но она вдруг повторялась вновь…

Потом барышня перестала ходить по малой нужде. И по несколько раз на дню ей отводили мочу с помощью катетера, вводимого в мочевой пузырь. Более года она ничего не говорила, не двигалась, отказывалась принимать пищу, симулировала обмороки, спазмы, каталепсию и прочие ненормальные состояния. Мало кто сомневался в подлинности ее болезни. Ведь страдания ее были натуральные… Доктора, профессора, ученые, даже зарубежные медицинские светила, которых она столь умело дурачила, не могли выяснить ни причин заболевания, ни как-то его классифицировать. Ну совсем как доктор Мокроусов, который тоже затруднился назвать мне заболевание Юлии Александровны и произвести его классификацию. – Я подчеркнул голосом последнюю фразу. – Разоблачили ее случайно. Когда, оставшись наедине, она вдруг встала с постели, на которой проводила целые дни, отправилась в столовую и проглотила почти целиком мясную котлету. Это увидел в окно дома какой-то прохожий, который и сообщил местному доктору об увиденном. И хотя она была объявлена мошенницей и симулянткой, у нее все же было признано душевное расстройство, и ее поместили в местный Дом скорби.

Я молча оглядел моих слушателей. Похоже, оставалось совсем немного, чтобы они приняли мою точку зрения. И я решил рассказать второй случай, о котором мне поведал Илья Федорович…

– Второй случай произошел в Киеве в прошлом году, – начал я. – Одна бедная девушка дворянских кровей, оставшаяся без средств к существованию и на этой почве слегка тронувшаяся умом, решила поправить свое положение привлечением к себе внимания и сочувствия, выраженного в том числе и в денежном эквиваленте. Она стала жаловаться на невыносимую боль в груди, ходить по врачам, рыдать и жаловаться на постигшее ее несчастье.

Врачи заподозрили у нее рак. Она сама не колеблясь потребовала, чтобы ей удалили грудь. Удалили. Когда ее обследовали, грудь оказалась совершенно здоровой. Почти через год, когда внимание к девушке ослабло, а главное, пропало сочувствие в финансовом выражении, у нее заболела вторая грудь. Сыграв ту же роль, она потребовала, чтобы у нее отрезали и вторую грудь. Отрезали. При обследовании и вторая грудь оказалась абсолютно здоровой.

Прошло еще чуть более года. Внимание к девушке вновь ослабло, а финансовые ручейки сочувствия совсем пересохли. И тут она начинает жаловаться на боль в руке. Опять ходит по врачам, рыдает и требует ампутации. Возникло подозрение, что девушка симулирует болезнь, рассчитывая на внимание к ней, сочувствие и жалость, подкрепляемые денежными знаками. Судить ее как-то не поднималась рука, и ее тоже отправили в Дом скорби на излечение, в котором она находится и по сей день.

Так что подобные примеры не редкость… Вы не случайно заметили, что в этом деле имеется некая театральность, – взглянув на Николая Хрисанфовича, изрек я. – Я тоже это почувствовал… Только театральность эту привносил не Скарабеев, как вы думали, а графиня Юлия Александровна. Это она играла на публику. Она мстила, как та девушка из Вильно, и одновременно желала привлечь к себе внимание, как бедная молодая дворянка из Киева. Правда, преследуя не корыстную, но все же личную выгоду – месть…

* * *