Влюбленный злодей

– Как вам будет угодно! – резко ответил Скарабеев и добавил: – Я буду только рад этому…

Однако Виталию Скарабееву очень не хотелось, чтобы состоялось судебное разбирательство, которое при любом раскладе затронет его честь. Клятвенное обещание, данное родителю в том, что никогда более он не опорочит своими проступками фамилию, будет нарушено.

Поручик Скарабеев был вынужден обратиться к ротному командиру капитану Сургучеву и попросить его стать посредником в переговорах между ним и поручиком Депрейсом. Капитан согласие дал и после службы немедленно отправился в лазарет, к находящемуся на излечении Анатолию Депрейсу.

Капитан передал ему слова Скарабеева:

– Поручик Скарабеев весьма сожалеет, что вы получили столь дерзкое письмо, к которому он не имеет никакого отношения.

Анатолий Депрейс от этих слов попросту отмахнулся и сказал, что судебного разбирательства не последует единственно в том случае, если «господин поручик Скарабеев найдет в себе мужество сделать письменное признание в авторстве известных ему писем».

В тот же день капитан Сургучев передал поручику Депрейсу письмо Скарабеева следующего содержания:

«Господин поручик!

В сем деле все складывается супротив меня, и имеющиеся факты совершенно меня подавят и уничтожат, если я буду привлечен Вами к суду. Во имя спокойствия своей фамилии, честь которой будет поколеблена предстоящим судебным процессом, я считаю себя обязанным признать, что являюсь автором злополучного письма, полученного Вами и вызвавшего случившийся между нами поединок. Я чистосердечно раскаиваюсь в произошедшем и отказываюсь от всех оскорбительных и поносящих Вас слов и выражений, написанных мною в Ваш адрес.

Примите уверение в искреннем к Вам уважении и позвольте надеяться на Ваше великодушное прощение и молчание обо всем произошедшем».

Однако Депрейса такое разрешение вопроса не устроило, и он, чувствуя, что инициатива (как в шахматах) теперь на его стороне, продолжил диктовать условия…

– Вы, поручик, можете надеяться на мое молчание лишь в том случае, если письменно объявите себя автором анонимных писем, адресованных генералу Борковскому, его супруге и дочери. И я требую, чтобы вы сегодня же подали рапорт об увольнении в отставку, – так ответил на письмо Скарабеева поручик Депрейс. Естественно, через капитана Сургучева, уже не единожды пожалевшего о том, что он принял на себя роль посредника меду двумя враждующими сторонами.

Выбора у Виталия Скарабеева более не оставалось, и он отписал поручику Депрейсу новое письмо…

«Господин поручик!

Я полагал, что Вы удовольствуетесь посланием, в котором я признаю авторство письма, полученного Вами перед нашим поединком. Однако Вам его показалось мало: Вы требуете от меня новых признаний, пользуясь моим безвыходным положением. Что ж, извольте: я признаю себя автором анонимных писем, адресованных господину генералу Борковскому, его жене и дочери Юлии. Кроме того, я признаю, что письмо от имени Юлии Борковской к Вам с изъявлением любовных чувств написал я. Рапорт об увольнении моем со службы уже подан».

Надо полагать, не подай поручик Скарабеев рапорт об увольнении, он, скорее всего, был бы удален за дуэль из кадетского корпуса с дальнейшим увольнением со службы решением офицерского суда чести. Так что в этом плане Скарабеев практически ничего не терял. Но вот письменное признание в авторстве анонимных писем – дело совершенно другое. Его можно было использовать как очень весомый аргумент против самого Скарабеева, что в дальнейшем и случилось. И если бы даже не было того, что произошло в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое июля в комнате Юлии Борковской, уже основываясь на одном этом признании, Виталия Скарабеева можно было заключить под стражу и в дальнейшем предать суду…