Влюбленный злодей

«Сударыня!

Это Вы являетесь истинной виновницей преступления, свершившегося этой ночью в комнате Вашей дочери. Преступления, назначенного осквернить самое чистое, самое невинное существо на всем свете. Я Вас любил, сударыня. Я Вас боготворил, а что получил взамен своим чувствам? Ваше презрение. Теперь и я Вас ненавижу и предоставляю Вам, в свою очередь, право на ненависть.

Однажды я попросил Вас о встрече. Но Вы не соизволили откликнуться на мой призыв, предпочтя на весь день запереться в своей комнате. Как видите, благодаря моим осведомителям я все знаю про Вас, равно как и про то, что творится в Вашем доме. Вам не скрыться от меня. Как и Вашей дочери, о бесчестии которой скоро узнают все.

Виталий С.»

Не было никаких сомнений, что письмо написал именно тот, кто совсем недавно измывался над Юлией… Иначе – поручик Скарабеев. Только какая ему надобность так по-глупому выдавать себя?

На следующий день поручик Депрейс получает от Скарабеева письмо с явным вызовом:

«Вы совершенный негодяй, поручик, – говорилось в письме. – Другой бы на вашем месте предпочел немедля смыть полученные обиды кровью. Вы же предпочли вымарать меня гнусной ложью перед генералом. Так мог поступить только трус. Знайте, поручик: при первой же нашей встрече я буду вынужден дать вам пощечину. Посмотрим, как вы поступите далее…»

Разумеется, после получения письма, оскорбляющего лично его, Анатолий Владимирович посчитал себя свободным от данного генералу Борковскому обещания и принял вызов Скарабеева.

Секунданты Депрейса и Скарабеева предприняли попытку их примирить, но из этого ничего не вышло. Поручик Депрейс негодовал от полученных оскорблений и жаждал мщения, Скарабеев же отказаться от дуэли попросту не мог, поскольку являлся ее инициатором. Он только попросил Депрейса показать ему письмо, им написанное. Когда Анатолий Владимирович дал Скарабееву письмо, тот стал читать его вслух, запинаясь, что вызвало смех Депрейса и его язвительное замечание:

– Что, поручик, не узнаете свою руку? Да будет вам тут перед нами комедию ломать…

– Это письмо писал не я, – заявил Скарабеев и быстро добавил, чтобы его не поняли превратно: – Но это отнюдь не означает, что я прошу о примирении…

В какой-то момент я почувствовал усталость. Дело представлялось мне крайне запутанным, – ниточка находилась где-то в середине клубка, ухватить ее не было возможности.

Отвлекшись от чтения, я снова поднял глаза на сидящего в кресле судебного следователя Горемыкина:

– Как вы думаете, зачем Скарабеев перед дуэлью просил Депрейса показать ему письмо? И почему заявил, что он не писал его?

– Полагаю, что это был такой хитрый ход, – не сразу ответил старый служака. – Мол, я ни в чем не виноват и никакого оскорбительного письма, являющегося практически вызовом на дуэль, не присылал, но как человек чести принужден следовать сложившимся обстоятельствам.

– Но все это… слишком уж как-то… театрально, вы не находите? – поинтересовался я.

– Нахожу, – чуть подумав, ответил Николай Хрисанфович. И добавил: – Вообще, в этом деле, как вы верно заметили, имеется некая театральность. Игра на публику. Водевиль, если хотите! И привносит ее именно Виталий Ильич Скарабеев.

– Зачем, как вы думаете? – посмотрел я на орденоносного судебного следователя.

– Полагаю, в ваши намерения входит допрос Скарабеева? – вопросом на вопрос ответил Горемыкин.

– Входит, – констатировал я.

– Ну вот у него и спросите…

Дуэль состоялась на следующий день после получения поручиком Депрейсом оскорбительного письма, подписанного «В. И. С.». Анатолию Депрейсу не повезло: Скарабеев прострелил ему плечо. Уже раненный, морщась от боли, Депрейс попросил Скарабеева признаться, что оскорбительное письмо ему и все письма семейству Борковских писал именно он.

– И тогда все будет забыто, – добавил Депрейс.

На что Скарабеев холодно ответил:

– Никогда!

– Ну тогда я буду преследовать вас по суду, – пообещал поручик Депрейс. – И тогда посмотрим, насколько далеко зайдет ваша настойчивость в отрицании очевидного.