Влечение

Выходные прошли за запертой дверью и… окнами. Солнечные лучи, как и уличный шум, раздражали. Хотелось никого не видеть и не слышать, но мир, казалось, нисколько не желал считаться с его желаниями. Пение птиц, лай собак, крики и смех детей, взрослых, рычание двигателей машин – от всего этого хотелось убежать, спрятаться, и он убегал, прятался за закрытыми дверями и окнами дома. Жалел о том, что стены его дома не шумоизолированные, а еще ждал наступления ночи, когда вся эта прорва дневных звуков и света исчезала, – тогда он выходил на улицу, садился в кресло и смотрел в ночь, большей частью на небо, на луну, звезды. Часто доставал фотографию, держал в руке, что-то бормотал, целовал, иногда на глаза набегали слезы, но он не замечал их и убегал взглядом на небо, словно в надежде увидеть там ее облик, но чаще видел луну, одинокую и безучастную ко всему. Как и он. Родственная душа, мертвая внутри и холодная снаружи. Находил в ней утешение и даже некую молчаливую поддержку. Каждую ночь она приходила к нему, будто любовница на свидание. Проводила часы вместе с ним и уходила, но он знал, что она вернется, пройдет день – и она снова взойдет на небосклоне. Она никогда не бросит его, всегда будет с ним, разделит печаль и боль. Часто называл ее Селеной, разговаривал с ней, как с лучшей подругой, клялся в вечной любви, ждал взаимности и получал ее; каждую ночь она спешила к нему, одетая в платье из легкой, прозрачной дымки, то белой, то желтой, словно невеста, одетая в фату.

Одиночество становилось его верным другом; вместе с ним он засыпал, вместе с ним просыпался, им дышал, им питался.

* * *

Начало новой рабочей недели он проспал. Теперь он спал днем, а бодрствовал ночью; так было спокойнее, тише, желаннее, больше соответствовало тому, что происходило в его груди. Проспал сознательно; желания ехать в офис не было, и он знал, что не будет. Ему не нужна карьера, не нужна работа. Зачем ему это все, когда смысл жизни утрачен?

Ближе к обеду в понедельник, когда он лежал в спальне, в одной руке держал ее фотографию, а другой шарил по простыне, безуспешно пытаясь уловить тепло ее тела, раздался звонок на мобильный. Не сразу он его услышал, все копался в прошлом. Когда мелодия звонка все же проникла в его сознание, он протянул руку за мобильником, лежавшим на прикроватной тумбочке. Без любопытства, механически, будто невидимый кукловод дернул за веревочку.

Звонили из офиса. Кэти. Несмотря на то, что виделись они недавно, он смутно ее помнил, будто годы прошли. Казалось, память начала подводить его, а может, так только казалось; дорогие сердцу воспоминания были ярки и свежи, как роза, только срезанная с куста. Все остальные воспоминания поблекли, виделись, словно в тумане. Не нужны были. Вот и все. Не нужны.

Звонили снова и снова, но он не отвечал. Избегал людей, не хотел никого видеть, ни с кем общаться. Слишком радостными они были. Ему же радоваться было нечему. Будто люди с разных планет. Невозможно друг друга понять. Так зачем они ему, если ему с ними не по пути? Хотя и пути у него уже никакого не было. Некое существование в своем мире, мире, наполненном болью, страданиями и одиночеством.

Потом позвонил Мэтью, некий человеческий отпечаток из недавнего прошлого. Утомленный звонками и настырным вниманием к себе, Майкл поднялся с кровати, взял в руку “айфон”, размахнулся и бросил о стену. Техническое чудо, это гениальное изобретение инженерной мысли, являющееся не более чем искусственным мусором, не выдержало соприкосновения со стеной и разлетелось. Сам он вернулся на кровать, сжал в руке фотографию и закрыл глаза. Теперь его никто не потревожит.

* * *

Его разбудил звонок в дверь и голоса. Открыл глаза, вяло окинул полумрак в комнате. Настоящее улиткой вползло в сознание. Он поднялся, прислушался; настороженный взгляд устремился сквозь стены в прихожую. Стараясь лишний раз не шуметь, он прокрался к входной двери, замер и весь обратился в слух, заглянул в дверной глазок и отпрянул, когда солнечный свет даже сквозь глазок сумел резануть его глаза. Он зажмурился, ища спасения от солнца в темноте.

– Дома никого, – услышал он женский голос. – Где же он может быть? И дозвониться невозможно.

– И не позвонил, – заметил мужской голос.

– Может, стоит сообщить в полицию?

– Подождем до завтра. Если утром не объявится в офисе или не позвонит, обратимся в полицию. Другого выхода я не вижу.

Женский голос принадлежал Кэти. Он вспомнил его. А вот второй голос, мужской, он не помнил. Наверное, кто-то из коллег или охраны. Неважно. Его это не интересовало.

Голоса стихли. Вскоре послышался звук удаляющихся шагов, рычание двигателя машины, но вот и оно пропало вдали. Он выждал еще некоторое время, слушая звуки улицы, затем развернулся и поплелся назад в спальню, досыпать, а когда взошла луна, он вышел из дома, опустился в кресло, вытащил фотографию и долго смотрел то на нее, то на луну, скользившую по небосклону. Тихо было на улице, тихо было и в его душе́.

* * *