Влечение

Милый, Майкл.

Я знаю, что после прочтения этого письма ты меня возненавидишь, возможно даже появится желание меня убить, но я не осуждаю тебя, так как знаю, что я это заслужила. Я и сама наложила бы на себя руки, если бы не была такой трусихой.

Я пишу это прощальное письмо, сидя в своей комнате у себя дома (наверное, ты разозлишься еще больше, когда узнаешь, что я пришла к тебе уже с письмом, уже тогда готовая совершить то, что совершила). Не хотела рисковать, оставаясь в твоем доме лишнее время, боялась, что ты проснешься и станешь меня удерживать. Знаю, как ты сильно любишь меня, поэтому даже не сомневалась в этом. Но жизнь сложилась так, что нам лучше расстаться. Поверь, так будет лучше и для тебя, и для меня. Наверное, ты хочешь знать причину? Тебе будет больно это услышать, но я никогда тебя не любила, Майкл. Прости за искренность, хотя на прощение не надеюсь, скорее, хотела бы, чтобы ты меня возненавидел и как можно скорее забыл.

Не ищи меня. Сегодня я улетаю из Биллингса.

Селена

P.S. Прости, что не выключила воду в ванной комнате; не хотела, чтобы ты обнаружил, что я ушла, раньше времени.

Последние слова письма были прочитаны, но Майкл перечитывал его снова и снова, будто надеялся обнаружить среди букв нечто сродни “я пошутила”. Это была бы злая шутка, но всего лишь шутка, розыгрыш, который вернул бы ему душевное спокойствие, убрал с глаз горячие слезы, прекратил дрожь тела.

– Она меня не любила, – шептал Майкл, бегая глазами по листу. – Не любила.

Это была ложь. Он чувствовал это, а может, просто хотел себя убедить в ее любви. Но ее ласка, забота. Разве будет человек, в сердце которого не живет любовь, таким, какой была она, особенно когда они оставались наедине? А ее слезы вчера – разве это не показатель любви? Разве это не совесть в ней говорила? А следы на бумаге… Майкл бросил взгляд на письмо в руке… Вот все эти изъяны на бумаге, будто засохшие капли воды. Разве это не остатки слез?

– Лгунья! – Майкл ударил рукой по столу, снес корзинку с цветами, перекинул табурет, когда вскочил на ноги. – Любила! Я знаю это! Знаю!!!

Майкл схватил табурет, размахнулся и ударил им об пол. Тот как-то странно крякнул и развалился. Схватил второй и запустил в шкаф для посуды, висевший на стене, затем упал на колени, склонился над полом и зарыдал. Рука скомкала письмо, а губы зашептали:

– Любила… Не могла не любить… Я знаю это, знаю… Селена… малышка… вернись, прошу тебя… Я не смогу без тебя… не смогу…

Плечи Майкла содрогались от рыданий. Тело сотрясала нервная дрожь. В груди росло отчаяние. Будто дурной сон, который все никак не закончится.

* * *

Он лежал на диване в гостиной. Взгляд блуждал по стенам, картинам, но не замечал ничего из этого. Словно смотрел в пустоту. А может, так и было, только пустота была не внешней, а внутренней. Будто черная дыра родилась в его груди, поглощая его внутренний мир, делая его оболочкой без содержимого, этаким роботом без чувств и эмоций.