Влечение

— Я всегда считала, что он плохо с тобой обращается. Вечно где-то мотался, а когда возвращался домой, бывал не в духе. Я догадывалась, что у него и до Мишель были связи с женщинами.

— Не в том дело. Мы оба вступали в брак с лучшими намерениями: искренне обещали друг другу верность, и ответственность, и заботу. И мы старались все эти годы. Но у нас не получилось. Все с самого начала пошло не так. Нам вообще не следовало жениться. Правда, тогда не появилась бы Бетт…

— Это я виновата, — сокрушалась Лиззи. — Ляпнула насчет фотографии. Я думала, это какой-нибудь твой ухажер еще до замужества, и собиралась подразнить тебя — нечего разводить секреты. Если бы не я, правда не выплыла бы наружу.

Джесс окинула задумчивым взглядом кухонный шкаф с рядами чашек, кувшинов и бело-голубых тарелок, с цветными фотографиями Сока за стеклом — свидетельство счастливой семейной жизни. И произнесла медленно, словно для того, чтобы самой понять:

— Для Бетт так даже лучше. Нет больше источника беспричинной обиды.

— А как же Йен?

— Теперь, когда вы с Бетт знаете, придется открыть ему глаза. Не знаю, в какой форме. Но это мой долг, правда?

Лиззи покинула свой шесток и, подойдя к окну, обняла сестру. На Джесс пахнуло знакомым запахом духов и сигаретного дыма.

Глава 12

Джесс мучилась над письмом к Йену. Она начинала добрый десяток раз, но вновь и вновь рвала или комкала бумагу.

«Помнишь ли ты Тонио Форнази?

Скорее всего нет. С какой стати? Он был всего лишь полуирландцем-полуитальянцем, с которым мы давным-давно, в молодости, познакомились на отдыхе. Потом ты вернулся в Англию, тебя ждала работа, а мы с Бетт остались на море еще на три недели, до конца курортного сезона.

А по прошествии этих трех недель чуть не случилось так, что я не вернулась домой. Этого ты не можешь помнить, потому что даже не подозревал о том, что произошло. Я влюбилась в Тонио. Он словно протянул руку и сорвал меня, как налившийся плод. Очевидно, я созрела.

Поначалу, в свободное от уроков английского время, Тонио присоединялся к нам на пляже. Бетт играла в песке; он помогал ей строить волшебные замки и рассказывал увлекательные истории об их обитателях. У него была гладкая бронзовая кожа; кристаллы морской соли липли к темной поросли у него на ногах и руках, выстреливая в меня крошечными радугами.

Сначала я просто считала его красивым мужчиной, любуясь со стороны как не принадлежащим мне произведением искусства. Мне нравилось его общество: он старался развлечь меня и внимательно слушал все, что я говорила. Он был нежен и вполне доволен своей судьбой, хотя был гол как сокол.

Впервые мы с ним провели вечер наедине, когда ты обгорел и не смог пойти с нами, помнишь? Но стоило нам переступить порог пансиона, как я почувствовала, что на весь этот вечер принадлежу Тонио. Не в смысле обладания, а в смысле заботы. Он вел себя так, словно я его сокровище, главный человек в мире. Представляешь? И поэтому я перестала любоваться со стороны и начала воспринимать его всеми чувствами.

Потом, когда я задержалась в Италии после твоего отъезда, я была уверена, что нас ждет невинный флирт, прелюдия к курортному роману, средиземноморский эпизод. Ну, может быть, пара поцелуев под звездным небом или прогулка вдоль берега моря, посеребренного луной.

Но все оказалось гораздо серьезнее, потому что Тонио меня полюбил. Полюбил Джесс Эрроусмит, рациональную и уравновешенную, рано ставшую женой и матерью. Это меня потрясло. Я никогда не думала, что могу заинтересовать такого мужчину.

Нельзя сказать, что я этого не хотела. Я грезила об этом. Это произошло много лет назад, но я до сих пор помню, что тогда чувствовала. Однажды море было спокойным, и вдали виднелась кривая линия горизонта. Но вдруг откуда ни возьмись вздыбился вал и окатил меня с головой. Было одно короткое мгновение, когда я могла повернуться и убежать, но я этого не сделала. Просто открыла глаза и подставила лицо и все свое существо грозной вспененной волне. И она вышвырнула меня на берег.

Хозяйка нашей маленькой гостиницы очень привязалась к Бетт и была рада присматривать за ней по вечерам, хотя ее дочь, вечно надутая Виттория, которой Тонио давал уроки английского, втайне ревновала. Обычно Тонио заходил за мной после того, как Бетт засыпала, и мы выходили под бархатную сень теплой южной ночи.

У Тонио была каморка недалеко от порта. Однажды он привел меня туда. Нам пришлось сидеть на железной кровати, потому что в комнате был всего один стул. Он угостил меня бутербродами с ветчиной, маслинами и мелким, с толстой кожурой, но необычайно сладким виноградом. По моим губам и подбородку побежал сок, Тонио вытер его пальцем. И поцеловал меня.

Тот вечер запомнился мне на всю жизнь.

Шум порта, мужские голоса, скрип уключин и глухое ворчание моторов, когда их заводили, чтобы отправиться на ночную ловлю рыбы; открытое окно, доносившиеся с улицы запахи кухни и дизельного топлива.

В тот вечер мы с Тонио стали близки.