Он сам избрал для себя далекий университет Манчестера, чтобы заняться новой наукой – индустриальной психологией. В Манчестере у него начался долгий, нежный и счастливый роман с тромбонистом из Ямайки, и он совсем утратил связи с партией. Однако ему предстояло узнать, что сама партия никогда не забывает своих избранных; и когда Арчеру исполнился тридцать один год, когда он уже заработал некоторую репутацию в своей профессии, а его отношения с ямайским любовником жестоко оборвались, в связи с чем он находился почти на грани самоубийства, партия протянула к нему одно из своих щупалец и снова мягко привлекла его в свои объятия.
Ему сообщили, что для него открывается поле деятельности в Горной палате Южной Африки, он может работать с африканскими шахтерами. Его склонность к черной коже к настоящему времени превратилась в зависимость. Молодая Южно-Африканская коммунистическая партия нуждалась в поддержке, и работа достанется ему, если он захочет. Подразумевалось, что он свободен в своем выборе, но в решении никто не сомневался, и уже через месяц Арчер отплыл в Кейптаун.
Следующие пять лет он занимался важной новаторской работой вместе с Горной палатой и получил признание, а также глубокое удовлетворение от своего труда. Его связи с партией тщательно скрывались, но тайная работа, которую он проводил в этом регионе, была чрезвычайно важна. Его преданность идеалам марксизма становилась сильнее по мере того, как он становился старше и воочию наблюдал всю бесчеловечность классовой и расовой дискриминации, гигантскую бездну, отделявшую бедный и обездоленный черный пролетариат от огромного богатства и привилегий белой буржуазии. Он понял, что на этой богатой и прекрасной земле вся масса человеческих пороков процветает, как в оранжерее, увеличиваясь чрезмерно, пока они не становятся почти карикатурой зла.
Теперь Маркус Арчер смотрел на этого гордого молодого человека с лицом египетского бога и кожей цвета жженого меда, и его внезапно охватило сильнейшее желание.
– Ты ведь говоришь по-английски, верно? – спросил он, и Мозес кивнул.
– Да, говорю, – тихо ответил он.
Маркусу Арчеру пришлось отвернуться и уйти на свое возвышение. Его страсть невозможно было скрыть, у него дрожали пальцы, когда он взял палочку мела и принялся писать на доске, давая себе передышку, чтобы совладать со своими эмоциями.
Тесты продолжались весь день, новичков постепенно сортировали и распределяли в разные группы по уровням в зависимости от результатов. К концу в главном классе остался только один ученик. Мозес Гама прошел самые сложные тесты с той же уверенностью, с какой справился с первым, и доктор Арчер понял, что открыл чудесное дарование.
В пять часов общие занятия закончились, и ученики покинули классы; на последний час оставались лишь самые сообразительные. Одного Мозеса ничто не пугало, и доктор Арчер обратился к нему.
– Гама! – Имя он нашел в журнале. – Есть еще одно задание, которое мне хотелось бы тебе дать.
Он увел Мозеса по веранде к своему кабинету в конце здания.
– Ты умеешь читать и писать, Гама?
– Да, доктор.
– У меня есть теория, что следует изучить почерк человека, чтобы найти ключ к его личности, – пояснил Арчер. – И мне хотелось бы, чтобы ты кое-что написал для меня.
Они сели рядом за стол, и доктор Арчер положил перед Мозесом принадлежности для письма, непринужденно говоря:
– Это стандартный тест, но я его использую.
На карточке, которую он дал Мозесу, был напечатан детский стишок «Кот и скрипка».
Мозес обмакнул перо в чернильницу, и Арчер наклонился ближе, наблюдая. Почерк у Мозеса был крупным и плавным, буквы выглядели заостренными, они наклонялись вперед и были четкими. В них присутствовали все признаки умственной решительности и беспощадной энергии.
Продолжая всматриваться в буквы, Арчер как бы случайно положил руку на бедро Мозеса, остро ощутив плотность мышц под бархатистой кожей, и с кончика пера слетела капля чернил, когда Мозес вздрогнул. Но тут же его рука вновь обрела твердость, и он продолжил писать. Закончив, он аккуратно отложил перо и впервые посмотрел прямо в зеленые глаза Маркуса Арчера.
– Гама… – Голос Арчера дрогнул, и пальцы крепче прижались к бедру Гамы. – Ты слишком умен, чтобы тратить время на перелопачивание руды.
Он сделал паузу и медленно провел ладонью по ноге Мозеса.
Мозес продолжал пристально смотреть ему в глаза. Выражение его лица не изменилось, но он позволил своим ногам слегка раздвинуться, и сердце Маркуса Арчера бешено застучало о его ребра.
– Я хочу, чтобы ты стал моим личным помощником, Гама, – прошептал он, и Мозес оценил всю важность этого предложения.