С трибуны их встретили хохотом и аплодисментами, свистом и выкриками. Такие самолеты представляли собой потрясающую новинку, способную привлечь внимание даже такого искушенного собрания, как это. Скорее всего, не более чем один из пяти зрителей вообще летал на чем-то подобном, а уж такое неожиданное и шумное прибытие команды привело всех в веселое волнение. Аплодисменты и комментарии звучали громко и бурно, когда Шаса вел свою команду к призовому столу, чтобы получить из рук генерала Смэтса серебряный кубок.
Пилот голубого самолета выбрался наружу через левую дверцу; это был коренастый лысый мужчина, и Сантэн злобно уставилась на него. Она не знала, что Джок Мёрфи имеет среди прочих своих талантов еще и умение управлять самолетом, но твердо решила, что он пожалеет об этой своей выходке. Она всегда делала все, что могла, чтобы охладить интерес Шасы к аэропланам и полетам, но это было трудно. Шаса держал на столике у кровати фотографию своего отца в летном снаряжении, а на потолке его комнаты висела маленькая модель боевого самолета SE5A; в последние годы вопросы Шасы о полетах и военных подвигах отца стали намного более настойчивыми и целеустремленными. Конечно, Сантэн следовало предостеречь его на этот счет, но ее так поглотили дела, что ей и в голову не приходило, что он может предпринять такой полет, не посоветовавшись с ней. Оглядываясь назад, Сантэн поняла, что на самом деле намеренно игнорировала такую возможность, намеренно избегала думать об этом, и теперь потрясение стало еще более неприятным.
Шаса, держа в руках серебряный кубок, закончил короткую благодарственную речь своеобразным сообщением:
– И наконец, леди и джентльмены, вы могли подумать, что это Джок Мёрфи вел «тигровый мотылек». Но нет! Он и не прикоснулся к панели управления, ведь так, Джок? – Он оглянулся на лысого инструктора, и тот согласно кивнул. – Вот так! – просиял Шаса. – Видите ли, я решил, что стану летчиком, как мой отец!
Сантэн не присоединилась к общим аплодисментам и смеху.
С такой же стремительностью, как они приехали, перевернув жизнь Вельтевредена, сотни гостей исчезли, оставив лишь истоптанную траву на поле для поло, мусор и горы пустых бутылок из-под шампанского, да еще кучи грязного постельного белья в прачечной. И еще у Сантэн осталось ощущение, что силы покинули ее. Закончился ее последний взлет, последний залп ее арсенала, и в субботу почтовый корабль, вставший у причала в Столовой бухте, доставил приглашенного, но нежеланного гостя.
– Этот тип напоминает мне гробовщика, выступающего в роли налогового инспектора, – проворчал сэр Гарри.
Он увел генерала Смэтса в оружейную комнату, которую всегда использовал как кабинет во время визитов в Вельтевреден. Они погрузились в первые обсуждения биографии и уже не появлялись до ланча.
Визитер явился к завтраку, как раз тогда, когда Сантэн и Шаса вернулись с утренней верховой прогулки, порозовевшие и умирающие от голода. Он рассматривал клейма на серебряной посуде, когда мать и сын рука об руку вошли в столовую через большую двустворчатую дверь, смеясь над какой-то остротой Шасы. Но настроение мгновенно изменилось, Сантэн прикусила губу и помрачнела, увидев гостя.
– Позвольте представить вам моего сына, Майкла Шасу Кортни. Шаса, это мистер Давенпорт из Лондона.
– Здравствуйте, сэр. Добро пожаловать в Вельтевреден.
Давенпорт посмотрел на Шасу таким же оценивающим взглядом, каким только что изучал серебро.
– Это означает «вполне довольные», – пояснил Шаса. – На датском, знаете ли, так звучит: Вельтевреден.
– Мистер Давенпорт представляет аукцион «Сотби», Шаса, – заполнила неловкую паузу Сантэн. – Он приехал, чтобы дать мне совет относительно некоторых наших картин и мебели.
– Ой, здорово! – загорелся Шаса. – Вы видели вот это, сэр? – Он показал на пейзаж маслом, висевший над буфетом. – Это мамина любимая картина. Написана в том имении, где она родилась. Морт-Ом, рядом с Аррасом.
Давенпорт поправил очки в металлической оправе и наклонился над буфетом, чтобы лучше рассмотреть пейзаж, и его объемистый живот опустился в блюдо с яичницей, а на жилете осталось жирное пятно.
– Подписано тысяча восемьсот семьдесят пятым годом, – унылым тоном произнес он. – Его лучший период.
– Этого парня звали Сислей, – с готовностью подсказал Шаса. – Альфред Сислей. Он был довольно известным художником, правда, мама?
– Chéri, я думаю, мистер Давенпорт знает, кто таков Альфред Сислей.
Но Давенпорт их не слушал.
– Мы можем получить пятьсот фунтов, – пробормотал он и достал из кармана блокнот, чтобы сделать запись.
При этом движении с его прямых волос посыпалась тончайшая пыль перхоти и осела на плечи темного костюма.
– Пятьсот? – растерянно переспросила Сантэн. – Я заплатила за нее гораздо больше.
Она налила себе кофе и ушла с ним в начало стола; Сантэн никогда не признавала обильных английских завтраков.