Владыка башни

– Что же, возможно, в безумном бреде Сыновей и есть какое-то рациональное зерно, но, извращение это или нет, я бы очень хотел, чтобы ты там присутствовала. Полагаю, Чтецу тоже будет любопытно с тобой пообщаться.

* * *

Ей пришлось переменить четыре платья, прежде чем Велисс осталась довольна. Выбрано было чёрное платье с узким корсажем, кружевными рукавами и высоким воротником.

– Какое же оно кусачее, – бурчала Рива, пока они занимали свои места в процессии перед главными воротами. По обе стороны выстроился отряд гвардейцев, и они медленно тронулись, прошли через ворота и пересекли площадь.

– Власть имеет свою цену, моя дорогая, – сквозь сжатые зубы пояснила ей Велисс, продолжая улыбаться толпящимся на площади горожанам.

– Какая ещё власть?

– Любая. Власть правителя, власть убийцы или, как в твоём случае, власть разжигать похоть в старых козлах, с одним из которых тебе предстоит встретиться этим прелестным утром.

– Похоть? Не собираюсь я ни в ком похоть разжигать.

– Тогда, боюсь, вся твоя жизнь станет сплошной чередой разочарований. – Велисс посмотрела на неё и улыбнулась загадочной, но неожиданно искренней улыбкой.

Изнутри собор ещё больше, чем снаружи, поражал своими вздымающимися арками и высокими окнами. Между изящными пилонами играли разноцветные солнечные лучи, льющиеся через витражи. Воздух был напоен благовониями. Они поднялись на балкон с западной стороны, откуда открывалась прекрасная панорама собора. Под ними в центре находился подиум, окружённый десятью пюпитрами.

Прошло ещё немало времени, прежде чем началась служба. В первых рядах стояли разряженные в пух и прах дворяне и купцы, за ними – народ победнее, а самые неимущие жались вдоль стен. Риве ещё никогда не доводилось видеть такое множество разношёрстного народа в одном месте, она кожей чувствовала их липкие взгляды.

– Сюда что, весь город заявился? – шёпотом поинтересовалась она у дяди.

– Вряд ли. От силы десятая часть. В городе имеются и другие молельни. А в собор приходят либо самые набожные, либо самые богатые.

Ударил колокол, и все разом замолчали. Появился Чтец в белоснежных одеждах, за ним чинно вышагивали пятеро епископов с книгами в руках. Они подошли к пюпитрам, торжественно возложили на них свои фолианты и удалились, молитвенно сложив ладони и опустив глаза. Чтец поднялся на подиум. Благосклонно оглядел собравшихся, посмотрел на балкон и улыбнулся владыке фьефа и госпоже Велисс. Увидев Риву, старец побледнел, улыбка сползла с его губ, отчего они тут же обвисли и сделались похожи на двух влажных розовых слизней. «Что-то не очень это смахивает на похоть», – подумала Рива.

Впрочем, Чтец вскоре взял себя в руки, отвернулся и открыл первую книгу. Звучным и ясным голосом он начал:

– Есть два вида ненависти. Ненависть того, кто знает тебя, и ненависть того, кто страшится тебя. Покажи ненавистнику свою любовь, и он перестанут ненавидеть.

«Книга десятая, – узнала Рива. – Книга Мудрости».

– Ненависть, – повторил Чтец, поднимая глаза на паству. – Вот вы думаете: любовь Отца Мира безмерна, её наверняка хватит, чтобы изгнать из сердец людей всю ненависть. И вы ошибаетесь. Потому что не все люди способны открыть свои сердца для любви. Не все разрешают себе воспринять слова, содержащиеся в этих книгах, а много есть и таких, которые только делают вид, что слышат правду. Не всем хватает смелости свернуть с проторённого пути, отречься от греха в пользу новой жизни под пристальным взором Отца. В обмен он просит ничтожно мало, даёт же много. Он даёт нам свою любовь. Любовь, которая спасает наши души на веки вечные…

Чтец монотонно бубнил, воротник платья нещадно кололся, и Риве сделалось невообразимо скучно. Ей приходилось изо всех сил заставлять себя сидеть спокойно и не ёрзать. «И что я здесь забыла? – думала она. – Играю роль послушной племянницы любимого дядюшки, которого я знать не знаю? Да ещё расселась тут бок о бок с его блудницей».

Её охватило нестерпимое желание сбежать. Просто встать – и уйти. Ведь дядя сам ей сказал, что она вольна делать, что пожелает. А сейчас она желала убраться как можно дальше от этого бубнящего старика. «А ведь когда он меня увидел, он, пожалуй, испугался, – подумала она. – Это была никакая не похоть, а страх». Рива захотелось узнать, почему она его испугала.

Чтец проповедовал ещё около часа, хотя Риве казалось, что прошло никак не меньше столетия. Он делал многозначительные паузы, переходил от одной книги к другой и вновь принимался жевать свою бессвязную диатрибу, посвящённую любви Отца и природе греха. Одним из немногих удовольствий в детстве Ривы были те моменты, когда священник учил её Десятикнижию, зачитывая отрывки с такой страстной убеждённостью, что она с головой тонула в потоке слов. Впрочем, счастливые передышки были короткими, поскольку он сразу же проверял, что она усвоила из урока, а стоило ей ошибиться – и тут же возникала ореховая трость.