Владыка башни

— Что, по-твоему, такое милосердие? — спросил тот. Его лошадиное лицо исказила гримаса горя, но гнева не было. Он приподнял брови в искреннем любопытстве.

— Чего? — переспросила Рива, нахмурившись.

— Милосердие — сладчайшее вино и горчайшая полынь, — ответила Элисс. — Оно вознаграждает милостивых и повергает в стыд виноватых.

— Это из «Катехизиса Знания», — с оттенком горечи пояснил Аркен, подтаскивая труп к огню. — Она же явно из Кумбраэля, отец. Очень сомневаюсь, что ей хочется выслушивать твои лекции.

«Катехизис?!»

— То есть вы — Верующие? — изумленно спросила Рива. Она-то решила, что они принадлежат к одной из многочисленных дурацких сект, пышным цветом расцветших под сенью эдикта о веротерпимости.

— Мы принадлежим к Истинной Вере, — отрезал Модаль, — а не к извращению, которому следуют эти заблудшие.

«Пустослов» что-то фыркнул, разбрызгивая слюну. Что-то вроде: «Отрицательская ложь!»

— Скажи, если будет больно. — Рива выдернула стрелу из его спины. Он ничего не почувствовал.

Обгоревший брат пережил ночь и умер перед самым рассветом. Какое-то время он визгливо стонал, но, когда Рива хотела его утихомирить, Модаль вновь остановил ее. Ничего уже не понимающая, она принялась помогать Аркену подтаскивать трупы к костру.

— Этот был неплох. — Рива приподняла ноги самого высокого, того, который пал последним. — Небось служил в гвардейцах до того, как ушел в орден.

— Но ты все равно лучше, — сказал Аркен, берясь за плечи трупа. — Здорово, что ты заставила его помучиться.

А она действительно это сделала? Ну да, позабавилась немножко, не без этого. Когда все прочие упали, сраженные ее стрелами, высокий уклонился от последнего выстрела и попытался было удрать в лес. Рива с мечом в руке догнала его на краю поляны. Мужчина был быстр, хорошо тренирован и знал множество приемов. Но она знала больше. И была быстрее. Сражение она затянула специально, чувствуя, как ее умение возрастает с каждым выпадом, с каждой раной, которую ее меч оставлял на лице или руках противника. Совсем как на занятиях с Аль-Сорной только все по-настоящему. Она завершила бой ударом в грудь, когда встретилась взглядом с девочкой. Та, связанная, с кляпом во рту, лежала на земле и всхлипывала.

«Отец Мира, прости мне мою слабость».

Пламя взвилось вверх. Модаль призвал свою семью возблагодарить Йельну за жертву, вспомнить доброту ее и мудрость, поразмышлять над дурным выбором, который привел этих несчастных людей к подобному концу. Рива стояла поодаль, обтирая меч от крови, и заметила, как потемнело лицо Аркена. Мальчик смотрел на отца с яростью, если не с ненавистью.

Утром начал накрапывать дождь. Из беспокойного сна Риву вырвал голос «Пустослова». Костер потух, превратившись в кучу темно-серого пепла, и теперь дождь размывал его, обнажая человеческие кости и оскаленные черепа.

— О, мои братья! — ныл тот. — Вы пали от руки Тьмы. Пусть Ушедшие очистят ваши души.

— Какая еще Тьма, — зевая, проворчала Рива. — Нож, лук, меч — и умение ими пользоваться.

— Я… — «Пустослов» начал было что-то отвечать, но захлебнулся в хриплом кашле. — Пить…

— Пей дождь.

От братьев осталось несколько отличных лошадей, запас еды и неплохой урожай монет. Рива выбрала самого высокого коня: норовистого серого жеребца, обученного, по всей видимости, для охоты, а остальных прогнала. По настоянию Модаля оружие братьев они бросили в костер еще ночью. Когда отец мягко, но решительно вынул меч из рук сына, тот лишь презрительно хмыкнул.

Их волы и повозка никуда не делись, хотя лежавшие в ней вещи были раскиданы и потоптаны. Рива увидела, как маленькая Руала рыдает над раздавленной куклой.

— Мы направлялись в Южную башню. У нас там родственники. Говорят, под крылом владыки Южного побережья Терпимые живут спокойно, — объяснил Аркен.

— На вас объявят охоту, — заметила Рива.

— Это точно, — кивнул Аркен. — Отец проповедует свою веротерпимость всем, кто готов его слушать, и надеется, что на юге слушателей будет больше. Сдается мне, аспект Тендрис не особенно был во всем этом заинтересован.

— Что ты делаешь? — спросила Рива, увидев, что Модаль сдвинул в сторону вещи и расстилает одеяло в задней части повозки.

— Это для раненого брата, — объяснил он. — Мы должны найти ему лекаря.

— Если ты, — тихо проговорила Рива, вплотную подойдя к Модалю, — только попытаешься заставить свою дочь ехать в одной повозке с этим куском дерьма, я отрублю ему башку и выкину в реку.

Она несколько мгновений пристально смотрела ему в глаза, чтобы убедиться, что он все понял. Модаль обреченно опустил плечи и начал созывать свою семью.

— В нескольких милях на восток есть деревня. Хотите, провожу? — предложила девушка. Модаль, похоже, собирался отказаться, но его жена успела проговорить:

— Это было бы чудесно, милая.

Рива взобралась на серого жеребца и подъехала к дереву, где сидел «Пустослов».

— Ты… убьешь меня… ведьма? — проговорил тот, преодолевая хрип. На восковом лице его глаза горели двумя угольками. Рива кинула ему на колени полную фляжку, которую обнаружила в седельной сумке.