— Так Твердыню не охраняют? — удивилась Рива. Она как раз начала прикидывать, как лучше пробраться в крепость под носом у гвардии Лорда.
— Нет, не охраняют — с тех самых пор, как пал Истинный Меч. Пьянчуга и бабник, восседающий нынче в Алльторе, будет только рад, если крепость превратят в руины.
— Мне нужно где-то переночевать. — Рива проглотила последний кусочек и допила эль. — И коня бы поставить в стойло.
Она предложила ему деньги в уплату за ночлег и еду, но Шиндалль их с негодованием отверг и повел ее на второй этаж. Комната была маленькой и не очень чистой, но едва Рива увидела узкую кровать, все ее дурные предчувствия испарились сами собой: в последний раз она спала на кровати в доме Темного Меча.
— Я видел его однажды, — произнес кабатчик, задержавшись у двери и всматриваясь в лицо девушки. — Истинного Меча. Это случилось вскоре после того, как Отец спас его от разбойничьей стрелы, его шрам все еще был свежим, красным, будто рубин, горящий на утреннем солнце. Истинный Меч остановился, чтобы обратиться к народу. Те его слова… Удивительно, сколько правды можно услышать всего за несколько минут. Я сразу понял, что слышу призыв Отца. — Его взгляд стал пристальным, а голос — многозначительным, напомнив Риве о кузнеце из Варинсхолда. — У вас в точности его глаза.
— Патрулирует ли королевская гвардия горы? — спросила она, швыряя на кровать плащ и меч. Шиндалль моргнул, потом покачал головой.
— Только дороги в долине, да и то лишь там, где попадаются разбойники. В горах их и не встретишь, холодновато, видать. — Кабатчик поставил зажженную свечу на стол и пошел к двери. — Первый колокол — в пять утра.
— К тому времени я уже уйду. Спасибо вам за заботу.
Он бросил на нее последний взгляд и, прежде чем выйти, произнес:
— Увидеть ваше лицо — и ничего больше не надо.
Прежде она никогда не бывала в Серых горах. Они показались ей совершенно неприступными, и чем дальше она ехала, тем круче вздымались окрестные склоны. Постоянный холод усугублялся частыми моросящими дождями и туманами. Дорога оборвалась у широкого стремительного потока, текущего на восток. Рива двинулась вдоль реки: карта на шелке утверждала, что это — кратчайший путь к Твердыне. Серый конь возмущенно захрапел, не желая идти по усеянному камнями берегу.
— Какой ты у меня ворчун, — сказала Рива, погладив коня по гриве. — Пожалуй, так я тебя и назову, Ворчуном.
Шорох осыпающихся камней заставил ее обернуться. К реке сворачивал еще один всадник: довольно крупный подросток на невысокой крестьянской лошадке. Рива стала ждать.
— Лошадь-то украл небось? — спросила она подъехавшего Аркена.
— Нет, купил на монеты того брата, — ответил мальчишка, закашлялся и принялся ерзать в слишком маленьком седле. Рива молча смотрела на паренька. Тот снова закашлялся и покраснел. — Если бы я остался с ними еще хотя бы на день, убил бы его, — объяснил мальчик. — К тому же я у тебя в долгу.
Над горами прокатился далекий раскат грома. Девушка посмотрела на небо: с востока наползала темная туча.
— Нам лучше убраться подальше от реки, — сказала она, пришпоривая Ворчуна. — Во время дождя тут будет настоящий потоп.
— Он был обыкновенным колесником, — рассказывал Аркен. — Умелым, не больно грамотным и Верующим, как и большинство горожан. Таких колесников пруд пруди. А потом город посетил аспект Второго ордена, и отца нелегкая занесла на его проповедь. С того дня все переменилось.
Они с Ривой спрятались от дождя в узкой щели на склоне горы. От ливня она более или менее защищала, но развести огонь было невозможно. Они укрылись под плащами и согревались дыханием лошадей.
— Все свободное время он начал посвящать беседам, — продолжал Аркен. — Каждая лишняя монетка тратилась на печатание его так называемых трактатов, которые он бесплатно раздавал на улицах. Нам с сестрой приходилось часами торчать рядом с ним, пока он нес эту ахинею. А хуже всего было то, что некоторые действительно останавливались и начинали слушать. Я просто ненавидел их за это. Если бы слушателей не было, отец наверняка бросил бы это дело, и Четвертый орден оставил бы нас в покое. У вашего бога ведь нет никаких орденов, верно?
— Наш мир создан по воле единственного Отца, — сказала Рива, — чтобы мы узнали его любовь. Один мир, один Отец, одна церковь.
«Пусть даже продажная и развращенная».
Аркен кивнул и тут же чихнул. На кончике носа повисла прозрачная капелька.
— Они будут тебя искать? — спросила Рива.
— Очень сомневаюсь. Мы поцапались, наговорили друг другу всякого, — с тоской произнес мальчик.
— Слова не стрелы, их можно взять назад.
— Он приказал нам не сопротивляться! — рявкнул Аркен и сжал кулаки. — Просто сидеть и бубнить его дурацкий катехизис, глядя, как они выезжают из леса. Ну что он за человек такой?
«Обычный верующий», — подумала Рива.
— Что же он проповедовал, что они так сильно разозлились?