Не называйте его бардом.Он был поэтом по природе.Меньшого потеряли брата —всенародного Володю.Остались улицы Высоцкого,осталось племя в леви-страус,от Черного и до Охотскогострана не спетая осталась.Вокруг тебя за свежим дерномрастет толпа вечноживая.Ты так хотел, чтоб не актером —чтобы поэтом называли.Правее входа на Ваганьковомогила вырыта вакантная.Покрыла Гамлета таганскогоземлей есенинской лопата.Дождь тушит свечи восковые…Все, что осталось от Высоцкого,магнитофонной расфасовкоюуносят, как бинты живые.Ты жил, играл и пел с усмешкою,любовь российская и рана.Ты в черной рамке не уместишься.Тесны тебе людские рамки.С какой душевной перегрузкойты пел Хлопушу и Шекспира —ты говорил о нашем, русском,так, что щемило и щепило!Писцы останутся писцамив бумагах тленных и мелованных.Певцы останутся певцамив народном вздохе миллионном.Еще остался от Высоцкогосудьбы неукротимый статуси эхо страшного вопроса«А кто остался?»Еще хочется, чтобы мы не забывали добра, которое люди сделали Володе при жизни. Вот здесь на этой трибуне сидит Левон Боделян, профессор, который впервые – у Высоцкого было несколько реанимаций, но первую реанимацию, возвращение его к жизни в 70-м году, сделал Левон Боделян. Потом другие его спасали, но первый был он. (Вознесенский ошибается – Левон Аганесович Бадалян, детский нейрохирург, встречался профессионально с Высоцким, но к случившемуся 17 июля 1969 года отношения не имел. – В. Б.) Я написал стихи тогда. Высоцкий любил эти стихи. В то время ни одна газета, ни один журнал эти стихи не брали, и только журнал «Дружба народов», который тогда был смелее, чем остальные, эти стихи напечатал.