– Ты же у нас динозавр! Я имею в виду, ископаемое. – Напарник хмыкнул и вывернул руль на повороте. – Из старых семей, получил в наследство жильё, и туда же! А, если не в курсе, то в Ворошской дельнице живут богачи. Они все сразу побежали, ещё в первую неделю.
– В старом центре службы и головные офисы. Сюда стекаются со всех окраин.
– Нет, ты съезди в Будынскую дельницу! Или в Текстильный ряд. Ну же, подними задницу! Увидишь, сколько людей на рынках и остановках.
– И на вокзалах. – Алеш отвернулся.
– Да ну тебя!
Лейтенант отчасти всё же верил ему. Ну что решишь первым делом, когда такое творится? Сбежать. Спрятаться. Как можно дальше в глушь, подальше от других людей. Да только эта мысль пришла в голову миллионам, и первыми заперлись в загородных виллах богатеи. Соседи давно перекрыли границы. Негде спрятаться, когда бегут все. Некуда бежать. По всей стране одно и то же.
Пожалуй, что и для Мира слишком поздно. Но попробовать стоит.
Низкое белое солнце сперва клонилось к закату, но вскоре запуталось среди голых ветвей. Люксембургская превратилась в речное русло с грязными, усыпанными листвой берегами. По хлюпающим кочкам, по шуршащим листьям они добрались до череды двухэтажных кирпичных домов. Сто лет назад здесь селили рабочих, потом сделали общежития, а после кто-то выкупил крошащиеся здания, покрасил оранжевым, поставил новые окна и тут же начал сдавать жильё.
– До кампуса рукой подать. – Алеш оглянулся через плечо. – Говоришь, эта Ягорлыцкая в Национальном училась?
– Ну да. А он ей вроде парня. – Ришо спрятал лицо за воротник и говорил невнятно. – Но это не он поселился ближе. Это его мать снимает квартиру.
– И смотри, тот перекрёсток совсем рядом.
– Да, ей от кампуса два шага пройти! Даже странно, где шлялась до пяти утра.
– Вот и узнаем, не здесь ли. – Алеш первым вступил в тихий, пахнущий кошками подъезд.
В квартире тоже пахло кошками. А ещё спиртным. Сперва лейтенант решил, что разит от парня, который открыл дверь, но нет: запах впитался в обои, в стены, в потёртый коврик на полу.
– Мартен Крайчик? – грозно рявкнул Ришо. – Полиция!
– А, вы насчёт матери…
Студент близоруко сощурился. Он отступил в тень прихожей, пропуская их внутрь. В соседней комнате блёклый свет сочился сквозь занавески в цветочек, но в коридоре царил почти полный мрак.
– Насчёт девицы твоей, Ягорлыцкой! – не сбавлял тон Ришо.
– Сюда. Проходите. То есть как это… Как насчёт Элишки?
– Так, что она провела здесь ночь. И не юли, мы уже всё выяснили!
Знает же, говнюк, как давить на людей! Чему хорошему не научился, а этому – легко.
Но парень и не спорил. Прошёл в комнату и упал в видавшее виды кресло, забыв предложить им сесть. В углу лейтенант заметил смятую постель: Мартен явно жил прямо здесь, в гостиной и точно не ждал гостей.
– Полегче. – Алеш коснулся плеча напарника. – Что с вашей матерью?
– Она… она умерла.
Судя по выражению лица, студент спорил с самим собой: не то послать их к чертям, не то провалиться от стыда под землю.
– Когда это произошло?
– Часов в пять утра, я только закрыл дверь за Элишкой. Мама ещё не спала, крикнула так, хрипло, что ли. – Парень и прежде был серым, а стал вовсе бледным, как смерть. – Сказала, когда я вошёл: «Сын, принеси ещё», а чего, не закончила. Выдохнула и всё. Я даже не сразу понял.
– Алкоголь? – тихо спросил Алеш.
– Да, пила всю ночь и хотела добавки. Водка, портвейн, чёрт знает, где брала. Вот как отец… лет семь уже. С тех пор всё покатилось.
– Вы сообщили, куда нужно?
– Скорая забрала её с утра. Я думал, вы насчёт неё. Но как же, что с Элишкой?
Алеш не успел одёрнуть напарника.
– Напала с ножом на женщину, – выпалил тот. – В пять утра, на углу Университетской и Театрального. Ты понимаешь, что с ней стало?
Студент поднял взгляд на лейтенанта, почти умоляюще – не поправит ли тот напарника, но Алешу было нечего сказать. Хорошо, что в комнате полутемно. Не хватало, чтобы свидетель видел румянец у него на щеках. На кухне засвистел забытый чайник, и Мартен разволновался, хрустнул пальцами.
– Идите. Выключите, – сухо сказал Алеш.
Свист прервался, а парень, видно, завис там над плитой. В тишине квартиры Ришо сделал страшные глаза, но лейтенант отмахнулся от него.
– Что теперь будет? – Мартен, наконец, появился в дверях, словно призрак. – Элишка… Она же теперь преступница, верно?
Алеш оттеснил напарника в глубь комнаты.
– Успокойтесь! Во-первых, мы вас ни в чём не обвиняем, просто выясняем обстоятельства. А во-вторых, полиция уже никого не ловит, проклятье неплохо справляется само. Мы теперь, – он замялся, – больше пытаемся предотвратить, понять, что можно делать, а что нельзя. Остановить ещё до исчезновения.
Алеш сообразил, что говорит в воздух, студент его не слушает.
– Что вы хотите знать? – медленно и раздельно проговорил Мартен.
– Почему она напала на прохожую? Что там произошло? Женщина – вахтёрша в Обществе Памяти, она просто шла на работу. Вы что-нибудь о ней знаете?
Студент опустил глаза, честно подумал и сказал:
– Нет. Ничего не знаю.
– Были у Элишки неприятности? Что-то её тревожило в последнее время?