Читаем Византийский айфон полностью

Я сделал императору знак, чтобы скорее бежать из этого места. Но глаза императора были прикованы к чему-то в центре собора. Я тоже пригляделся, и мне стало ясно отсутствие мертвых тел на окровавленном полу и страшный смысл того, что делали янычары. Множество жертва избиения в соборе не лежали теперь посреди собора, а были аккуратно прибраны: янычары, очищая центр зала, торопливо сгребали тела в кучи вокруг колонн, отделявших центральный зал от окаймляющих его галерей. У одной из центральных зеленоватых колонн образовался гигантский "муравейник" из жертв резни, доходящий до середины колонны. Часть людей была еще жива, и муравейник ужасающе шевелился, источая стоны и кровяной пар, светившийся на солнце, как коллективный нимб.

Это было ужасно, но надо было думать не о мертвых, а о живых, и я чуть не выругался вслух, когда стало ясно, что император стремится к муравейнику. Мне было ясно, что это верная смерть, но я боялся остаться один.

Императора влекло к муравейнику, где, возможно, лежали его близкие и друзья. Мы стали красться, огибая зал по левой галерее, прячась за рядами тёмно-красных колонн. Янычары, чем-то занятые вдалеке, нас не замечали. И когда мы подкрались к центральному муравейнику, император, почти не скрываясь, обходил возвышающуюся кучу тел, жадно всматриваясь в лица убитых. Пару раз он бросался к кому-то по ошибке. Только один раз он увидел среди убитых дальнего знакомого — но императора отделяло от несчастного много тел, и он ограничился тем, что перекрестил узнанного старика.

<p>40</p>

Вдруг где-то в воздушной массе собора зародился пронзительный звук — резкий, как будто жалующийся, голос. Через секунду я узнал голос Аркадия, я разобрал слово: «Василефс!» Старик сумел нас найти.

Крик Аркадия прокатился под сводами, в гулком зале я не сразу обнаружил, откуда именно он кричит. Старик оказался совсем близко: он семенил к «муравейнику» прямо через зал. Аркадий был не один: за его нескладной фигуркой возвышалась фигура огромного янычара. Аркадий указывал ему в нашу сторону и, чуть не подталкивал янычара, видимо, плохо понимающего, на какое дело он согласился. Солдат сжимал в руке, Зульфакар, видимо, полученный в качестве аванса.

Я оглянулся на императора, он и не думал скрываться, не обращая внимание на новую опасность, он задумчиво обходил груду тел. Вдруг янычар, который уже грозно всматривался в нашу сторону, остановился и прислушался. Я тоже услышал барабанный бой в отдалении. Аркадий ничего не заметил и продолжал приближаться. Янычар уже смотрел не в нашу сторону, он оглядывался и прислушивался к тому, что делалось за стенами собора. Барабаны звучали всё громче, они, казалось, вынуждали янычара на что-то решиться. Решение, которое он, наконец, принял было ужасно для Аркадия. Усатый детина в колпаке в два шага догнал Аркадия со спины и взмахнул Зульфакаром. С знакомым свистом сдвоенные клинки широко разошлись во время удара. Они с двух сторон врезались в шею Аркадия и, срубив шею, лязгнув сошлись под кадыком.

Обезглавленный Аркадий осел у ног своего убийцы. Покрытая перстнями рука его всё ещё указывала на императора. Голова старика, которую ужасное оружие вырубило из туловища углом, падая, на мгновение повисла на кровавом лоскуте плоти, затем с упругим звуком упала и покатилась, подскакивая, по истертым каменным плитам. Счистив с дымящихся клинков застрявший кусок уха, янычар деловито удалился. Собор совершенно опустел. В огромном священном здании, где мы оказались наедине с горой трупов, стало очень тихо — лишь вдалеке звучали барабаны. Труп Аркадия беззвучно свалился набок. Что-то звякнуло о пол — из-за пазухи выпал так не пригодившийся Аркадию айфон.

<p>41</p>

Барабаны стали звучать все ближе, послышался цокот копыт — стало ясно, что приближается кто-то важный.

Бежать было поздно, я бесцеремонно толкнул императора на трупы и сам лег рядом.

Я увидел, как в двери зала въехал черный конь — раза в два выше обычного. В пустом соборе звук копыт по каменному полу оглушал. С того места, где мы лежали не было видно всадника, казалось на коне никто не сидит. “Sultano,” — тихо проговорил император. Осторожно объехав валявшиеся двери, чёрный монстр помедлил, но понукаемый невидимым всадником, испуганно дыша и фыркая, двинулся прямо на нас, объезжая низко висящие обручи подсвечников.

Подъехав к «муравейнику» испуганный мертвецами конь оглушительно заржал. Какое-то время конь сопротивлялся понукавшему его всаднику, но затем, опустив морду и сотрясаемый дрожью, стал взбираться на груду трупов. Он неуверенно ступал по трупам, проваливаясь и высвобождая ноги, каждый раз угрожая раздавить нас с императором. Ноздри коня были так близко, что меня обожгло его горячее дыхание. Затем, перед моими глазами прошли подошва сапога всадника и гениталии коня. Конь продолжал взбираться по трупам. Вдруг я почувствовал страшную боль в ноге и вскрикнул. Конь заржал и покачнулся. Султан яростно дал коню шенкелей. Чтобы удержаться, он изогнулся и на мгновение упёрся рукой в колонну: на розовом мраморе остался тёмный отпечаток пятерни.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза