Витька с Чапаевской улицы

– Какие вы все ненастоящие! И Сашка, и ты... Говорите одно, а думаете другое... Один Коля никогда не врет. Я ведь вижу, что ты страдаешь. А делаешь вид, что тебе на все наплевать. Как будто человек не имеет права страдать... Почему вы такие?

– Ты хотела, чтобы я плакал-рыдал?

– Ты плачешь, – сказала Верочка. – Там, внутри, ты плачешь... Внутри тоже есть глаза, только они ничего не видят, зато все чувствуют.

– С какой стати я должен плакать? – усмехнулся Витька. – Я вообще не умею плакать, было бы тебе известно.

– Значит, у тебя внутри ничего нет. Ты – чурбан.

– Чурбан, – согласился Витька.

– А я все чувствую и поэтому все время страдаю... Не надо было ей идти с ним в город. Я не знаю почему, но чувствую, что не надо.

– Что тут особенного? Люди пошли в кино...

– Ты вовсе не чурбан, – сказала Верочка. – Просто у тебя такой характер. Железный.

– Что-то не трубят на обед, – сказал Витька.

– Мне не везет в любви... – продолжала Верочка. – Влюблюсь, а он на меня и не смотрит.

– Кто же это он? Сашка?

– Сашку я жалела, – вздохнула Верочка. – Он только и думал о своем животе. Людей, которые думают о чем-нибудь одном, я всегда жалею. Они очень бедные...

– И меня жалеешь? – Витька с любопытством смотрел на нее. Впервые видел он Верочку такой.

– Нет, – сказала она.

– И на этом спасибо.

– Алла красивая... В нее все влюбляются. А в меня еще никто не влюбился ни разу. Почему так бывает: в одного человека многие-многие влюбляются, а в другого – никто?

– Несправедливо, – согласился Витька. И непонятно было, всерьез он это сказал или иронически.

– Ты почувствовал бы, если бы в тебя кто-нибудь влюбился и скрывал это?

– В меня тоже никто не влюблялся.

– Нет, – живо возразила Верочка. – Ты просто не можешь это почувствовать. Ты грубый. Не ходишь в театр. А если бы почаще ходил, то научился бы чувствовать.

– Это точно, театр виноват... – сказал Витька.

– Когда кончится война, я тебя обязательно в театр сведу. Мы с тобой посмотрим все лучшие спектакли, послушаем оперы...

– И я стану культурным и научусь чувствовать...

– Чувствовать прекрасное, – подхватила Верочка, не замечая его насмешливого тона. – В нашей жизни много красивого, только не все это видят.

– Выдумщица ты, – сказал Витька.

Послышался шум моторов. Все ближе, громче. Витька по звуку определил: «юнкерсы»! Облака все еще пролетали над соснами и елями. Ветер встряхивал остроконечные вершины, пощелкивая листвой, тоненько посвистывал в дуплах. С деревьев долго, с частыми пересадками падали на землю рыжие иголки.

«Юнкерсы» прошли невысоко, но их все равно было не видно. На какое-то время все остальные звуки растворились в мощном металлическом рокоте. Это был предостерегающий грохот надвигающейся грозы, рев пока смирной железной бури, вой разгоряченного металла, готового каждую секунду обрушиться на все живое.

Когда самолеты прошли, Витька поднялся с травы и, глядя в ту сторону, куда они улетели, сказал:

– Любовь, любовь... Какая сейчас может быть любовь?

* * *

Алла и Илья вернулись к ужину. Ординарец что-то шепнул ей на ухо и ушел за стол к бойцам. Алла молча присела рядом с Верочкой и Витькой. На ужин была тушеная картошка с мясными консервами.

Грохотов быстро доел свою порцию, встал из-за стола и ушел к ручью. На Аллу он даже не посмотрел. Впрочем, и Алла не обратила на него никакого внимания. Она задумчиво ковырялась ложкой в алюминиевой миске. Ела Алла без аппетита. Заметив это, Верочка спросила:

– Наверное, десять порций мороженого съела?

– Сто, – усмехнулась Алла.

– Сто порций Илюша в жизнь не купит. Он тут же умрет от разрыва сердца.

– За что ты его не любишь?

– У него рот до ушей, хоть завязочки пришей, – засмеялась Верочка. – И не закрывается.

– Перестань, – оборвала Алла.

– Это хорошо, что ты его защищаешь... Он ведь тебя мороженым угощал и в кино водил.

– Мне не нравится твой тон, – сказала Алла.

– А мне не нравится твой Илюша, – вспылила Верочка. – Ты слепая и глухая... Человек в тебя влюблен, а ты...

– Это ты о Викторе? – спросила Алла.

– Если бы он в меня влюбился, я была бы самая счастливая!

– Ты ему как раз подойдешь...

– Сердцу не прикажешь, – совсем как взрослая, сказала Верочка и вздохнула.

Алла озадаченно посмотрела на нее и улыбнулась.

– Это ты правильно сказала.

– Я ужасно какая несчастливая, – сказала Верочка и, нахмурив лоб, продекламировала:

Но ежели для истинной любви

Страдание всегда необходимо,

То, видно, уж таков закон судьбы.

Научимся носить его с терпеньем...

Алла изумленно уставилась на нее.

– Ты просто кладезь мудрости!

– Это Шекспир, – сказала Верочка. – Моя мама часто это повторяла...

– Еще что-нибудь знаешь про любовь?

– Еще... – Верочка на секунду задумалась и с чувством прочла:

В душе померк бы день и тьма настала вновь,

Когда бы из нее изгнали мы любовь.

Лишь тот блаженство знал, кто страстью сердце нежил,