Витька с Чапаевской улицы

– Может быть, вообще ее не существует на свете? – полюбопытствовал Витька, которому непонятно было, для чего они тут застряли. Нужно было двигаться дальше, правда, куда, он и сам еще не знал, так как дальнейшая их судьба была для него неясной. Пока были в тылу врага, рвались через линию фронта к своим, а теперь, с таким трудом пробравшись к своим, опять оказались предоставленными самим себе. Все смотрели на Витьку, верили в него, надеялись, что он все уладит, а Витька и сам не знал, куда идти, что нужно делать... Главное, держаться всем вместе, не разбредаться в разные стороны. Витька чувствовал, что ребята держатся друг за друга. Пока вместе, не так страшно.

Но куда идти? К кому? Кто должен позаботиться об их дальнейшей судьбе? Наверное, в райком комсомола, партии... Не они одни оказались в таком положении, и есть, очевидно, люди, которые занимаются этими вопросами, куда-то определяют осиротевших мальчишек и девчонок... Витька знал, что нужно идти в райком, и почему-то боялся этого, тянул... Наверное, поэтому и ухватился за предложение Люси найти ее тетку.

– Вспомнила! – радостно сообщила Люся. – Она работает на трикотажной фабрике... Шелковые трусики и майки шьет.

– Это важная деталь, – заметил Коля Бэс. Трикотажная фабрика существовала и действовала. Только вместо детских трикотажных трусиков фабрика шила гимнастерки, галифе и шинели. Но как найти тетю Клаву на огромном предприятии, где работали три тысячи женщин?

Помог заводской радист. Он включил радиоузел и на всю фабрику сообщил, что из оккупированного фашистами города В. прибыла девочка Люся Воробьева, которая разыскивает на трикотажной фабрике свою тетю, которую зовут Клавдией.

Голос у радиста зычный, мужественный, хотя сам он на голову ниже Коли Бэса, а одной ноги у него вообще нет. Радист передвигался на костылях, так как протез все еще не был готов. Ногу ему оторвало осколком снаряда в первый же день войны.

Притихшие сидели ребята в радиоузле.

Тетя Клава не заставила себя долго ждать. Словно вихрь, ворвалась она в радиорубку и на миг замерла на пороге. Это была рослая женщина с широким добрым лицом. Всплеснув руками и воскликнув: "Господи, боже мой! – она бросилась к Верочке Королевой и, прижав ее к своей большой груди, принялась целовать и плакать.

– Сиротиночка ты моя... – запричитала, всхлипывая, тетя Клава. – Как я рада, что ты нашла меня. Я тебя сразу узнала – вылитая Люда. А Люда? Где твоя мама?

Люся растерянно смотрела на свою тетю, сжимавшую в могучих объятиях Верочку, и молчала.

– Отпустите меня, – наконец обрела дар речи Верочка, ошарашенная таким натиском не менее Люси. – Вы вовсе не моя тетя...

– Как не твоя? – опешила женщина и медленно повернула голову к радисту. Ты что же это, мухомор паршивый, бередишь бабье сердце?! Про что ты сейчас долдонил по репродуктору? Делать мне нечего, что ли? Ты за меня план будешь выполнять?

Рослая женщина неумолимо, как вал, надвигалась на маленького сгорбившегося радиста, который с достоинством отступал в угол.

– Опомнись, Клавдия, – мужественным голосом говорил радист. – Уж ежели ты не знаешь, кто твоя племянница, то откуда мне...

– Здравствуйте, тетя, – тоненьким голосом произнесла Люся.

Тетя Клава секунду смотрела на нее, потом, всплеснув руками и воскликнув: «Господи ты боже мой!» – с таким же энтузиазмом бросилась к ней...

И вот уже три дня вся компания гостит у доброй тети Клавы. Но, как говорится, пора и честь знать. Кроме них в доме тети Клавы жила семья эвакуированных из-под Бреста: пожилая, с измученным лицом женщина с двумя маленькими мальчиками.

Тетя Клава жила одна, мужа и сына призвали в армию. К Люсе она сразу привязалась и, прибежав с фабрики, первым делом спрашивала, где племянница. Она уже успела сшить Люсе платье и белье. До войны тетя Клава работала в трикотажном цехе, где шили детские вещи.

К Верочке тетя Клава тоже относилась с нежностью. На следующий день она принесла точно такое же платье и белье Верочке. И даже предложила остаться у нее.

– Директор у нас мужик хороший, – уговаривала тетя Клава. – Поговорю с ним, возьмет вас на фабрику. Работы невпроворот. У нас такие же девчонки работают, как и вы.

Верочка обещала подумать.

* * *

Девчонки ушли в лес за земляникой, а Витька, Сашка и Коля лежали на берегу. Теплое солнце, плеск воды, гудение проносящихся мимо шмелей – все это было так непривычно после стольких дней постоянных тревог и опасностей. И этот тихий рыбак с длинной удочкой. Он сидел в лодке и смотрел на поплавок. На кувшинках нежились синие стрекозы, сновали по воде разные букашки. Даже не верилось, что где-то в сотне километров грохочут пушки, взрываются бомбы, умирают люди.

И немецкие самолеты здесь пролетали редко. Как только в небе появлялась серебристая точка, тащившая за собой широкий шлейф, так сразу начинали долбить зенитки, но в самолет почему-то не попадали, хотя синее небо от разрывов снарядов становилось рябым.