Витька с Чапаевской улицы

Гошка стал нервничать и поминутно смотреть на небо. Но самолеты пролетали мимо. Грохот канонады приближался. На шоссе показался грузовик, тяжело нагруженный белыми ящиками. Грузовик на предельной скорости мчался навстречу гулу и грохоту. И тут один истребитель на бреющем полете прошелся над шоссе. Раздалась длинная очередь. Грузовик на полном ходу свернул в кювет, опрокинулся – и раздался чудовищный взрыв. Когда рассеялось черное облако, ничего не было: ни грузовиков, ни ящиков. Одна глубокая дымящаяся воронка.

Истребитель скрылся за лесистым холмом и вдруг снова появился над головами оцепеневших ребят. Послышалась короткая очередь, еще одна. У самых ног защелкало, заволновалась трава, без треска мягко упало на землю тоненькое деревце.

– Прячьтесь! – крикнул Витька, сообразив, что стреляют по ним.

Все бросились в перелесок, он был в каких-то пятнадцати шагах.

Когда истребитель закончил разворот, они лежали в кустах не шевелясь. Длинная очередь полоснула с неба, но пули защелкали в другой стороне.

Самолет улетел.

Миновав перелесок, ребята вышли к деревне. У поселкового Совета пылал костер. Из раскрытого окна вылетали кипы бумаг и падали в огонь. У колодца стояли женщины и, подперев головы руками, глядели на все это. За лесом грохотало, трещало, будто небо, как парусину, разрывали на части. В избах тренькали стекла.

С воем пролетел первый снаряд. Он взорвался где-то у шоссе. Бабы и мужики, высыпавшие на улицу, стали поспешно расходиться по домам.

– А вы что рты разинули? – сказала им пожилая женщина. – Не видите, пушки палят? В подпол прятаться!

Гошка с тоской посмотрел по сторонам и, вздохнув, пошел вместе со всеми за женщиной.

В подполе было темно и сыро. Тусклый свет пробивался из маленького квадратного окошка над самой землей. От взрывов все вздрагивало, осыпался песок. Витька хотел было выглянуть в квадратное отверстие, но в него с улицы вскочила кошка и прыгнула к женщине на колени.

А потом стало тихо. Даже как-то непривычно. Тяжелая, гнетущая тишина. Посидев еще с полчаса в подполье, ребята вылезли на свет. Яркий солнечный день ударил в глаза, заставил зажмуриться. В деревню не упал ни один снаряд. Фашисты вели огонь по шоссе.

Грохот канонады переместился вправо, а потом вообще замолк. Над деревней пронеслись истребители, потом прошли «юнкерсы».

– Потише стало, – сказал Витька и вышел на безлюдную притихшую улицу. Но тут послышался рокот моторов. Из леса на деревню ползли незнакомые квадратные танки с крестами. На танках с автоматами у живота сидели немцы в касках. Первая стальная громадина вползла в деревню, поводила по сторонам хоботом-стволом и остановилась. Откинулись круглые крыши люков, и из черных дыр высунулись белые головы танкистов.

Ребята снова забились в подпол, а Витька прилег в цветник у крыльца и стал во все глаза смотреть на немцев. Танкисты смеялись и что-то тарабарили по-немецки. Солдаты соскочили с танка и стали разминаться. Подошли остальные танки.

Немцы стали доставать из колодца бадью с водой. Пили по очереди, и блестящие струйки текли с их небритых подбородков. Витька смотрел на них и не испытывал ни ненависти, ни страха. Одно жгучее любопытство. Так вот они какие, немцы, вдруг свалившиеся на них, как снег на голову...

Потом танкисты забрались в машины, глухо стукнули крышки, взревели моторы – и стальные громадины укатили, подняв густую завесу пыли.

С тяжелым сердцем ребята двинулись дальше. Город был захвачен немцами, в этом больше никто не сомневался. А они оказались в тылу врага.

Город уже виднелся вдали. Такой родной и вместе с тем чужой. Ребята пересекли железнодорожный путь. Отсюда ближе к домам. На пути, у развороченной стрелки, возились железнодорожники. Немецкие танки стояли у шоссе. Много танков. Танкисты сидели и лежали на траве и ели из котелков. По перрону прохаживались немецкие офицеры в высоких фуражках и начищенных сапогах. Револьверы их непривычно болтались на животе. На путях посвистывали маневровые, лязгали буферами товарные составы. Пакгауз был разворочен крупной фугаской. Железные балки, скрюченные и заржавевшие, торчали, как лапы гигантского паука. Вокзал тоже был разрушен. Немецкие офицеры поднимали ноги, перешагивая через битый красный кирпич.

На ребят никто не обращал внимания. Вдаль пути прошла женщина в платке с бельевой корзиной в руке. Она равнодушно взглянула на них и отвернулась. Немцев на улицах было мало. Жителей тоже что-то не видать. Над зданием горкома партии развевался немецкий флаг со свастикой.

Город был основательно разрушен. Вместо домов – груды бревен, штукатурки, кирпича. Красный железнодорожный мост, что неподалеку от их дома, рухнул в реку. Блестящие изогнутые рельсы со шпалами торчали над обрывом.

– А где же наш дом? – ахнула Люся, когда они поднялись на насыпь возле упавшего в реку моста.