Когда речь заходит о взаимодействии этих трех факторов, Кузнец предусматривает все возможности. В некоторых случаях слишком сильное стремление к равенству, как при полном эгалитаризме, пагубно скажется на темпах роста, а также снизит адекватность - то есть эгалитаризм может породить бедность. Но в других случаях само достижение более высоких темпов роста требует большей справедливости, будь то потому, что значительная часть населения в противном случае оказывается социально изолированной и не может вносить вклад в общее улучшение, или потому, что это ведет к фрагментации общества и политической нестабильности. Наконец, слишком сильное стремление к адекватности (то есть к сокращению бедности) может привести к снижению стимулов, уменьшению темпов роста и даже к снижению ценности справедливости, поскольку предполагается, что люди будут вознаграждаться независимо от их усилий, только ради сокращения бедности. Это был более сложный взгляд на мир, чем простой компромисс между равенством и ростом.
Как показывают эти примеры мышления Кузнеца, его вклад в экономику выходит далеко за пределы тех основных направлений, за которые его помнят. Вопросы, которые он поднял, в некоторых случаях впервые, остаются с нами и продолжают обсуждаться семьдесят лет спустя. Он добился этого благодаря редкому сочетанию чрезвычайно тщательной работы с данными и глубоких размышлений (мотивированных, как мне кажется, его эмпирической работой) о фундаментальных проблемах, которые ставит и отражает распределение доходов в любом обществе.
Неравенство в Соединенных Штатах в середине XX века
Период, в который Кузнец разработал свой взгляд на распределение доходов, был особенным и, возможно, уникальным в американской экономической истории. В конце Второй мировой войны Соединенные Штаты были не только неоспоримым победителем и единственной державой, обладавшей атомным оружием, но и, безусловно, самой богатой страной в мире (в целом и по доходу на душу населения). В результате войны Германия была разрушена, западные районы Советского Союза в значительной степени уничтожены с точки зрения человеческого и физического капитала, Великобритания истощена, а Китай, Корея и Япония по разным причинам оказались в состоянии крайней нищеты. Но в Соединенных Штатах доходы населения выросли колоссально. Большая часть роста во время войны была обусловлена военным производством, а необходимый послевоенный переход к потребительской ориентации привел к короткому спаду в 1947 году. Однако были построены новые огромные промышленные мощности, и в начале 1950-х годов Соединенные Штаты, на долю которых приходилось всего 6 процентов населения мира, производили более трети мировой продукции. Такой уровень относительной экономической мощи одной страны был беспрецедентным и не повторялся с тех пор, и вряд ли повторится в обозримом будущем.
Кроме того, Соединенные Штаты стали более открытым для классов обществом благодаря политике "Нового курса" до войны, "Биллю об оплате труда" после войны и снижению (некоторые называют его резким) неравенства доходов с середины 1930-х до середины 1950-х годов. Полные масштабы этого снижения (в расчете которого Кузнец сыграл важную роль) оспариваются. Однако мало кто сомневается в том, что снижение неравенства действительно произошло, и оно было значительным. Несмотря на продолжающуюся расовую дискриминацию, Соединенные Штаты в 1950-х годах были гораздо более экономически эгалитарным обществом, чем за двадцать лет до этого. Послевоенное выравнивание доходов произошло не только благодаря более доступному государственному образованию (когда по всей стране появились государственные университеты, привлекавшие тысячи новых студентов) и большему спросу на рабочую силу (вызванному быстрым экономическим ростом), но и благодаря политическим мерам , ограничивавшим самые высокие доходы. Личные налоги порой считались почти конфискационными: для получателей самых высоких доходов предельная ставка налога превышала 90 % на протяжении большей части 1950-х годов. С тех пор столь жесткое налогообложение не повторялось.